Ленка была совершенно не против — «пойти жить» к этим симпатичным ей людям, но для соблюдения светских приличий, она все же сочла необходимым поинтересоваться:
— А «к вам» — это куда? Далеко?
— В город солнца! — весело хмыкнул Шептун, снова подмигивая ей. — Не переживай, красавица — там по полям бегать не придется. Все у вас с братом будет хорошо.
На что хорошо воспитанная Ленка поспешила заверить своих спасителей, что она нисколько в этом и не сомневается. И тут спохватилась, что до сих пор даже не поблагодарила их. Уже приоткрыла было рот… и поняла, что им сейчас не до её благодарности.
На не особенно просторном асфальтированном пятаке, перед единственным в их небольшом поселке магазином, столпились практически все оставшиеся здесь местные жители. Среди, по большей части, насупленных и хмурых физиономий поселковых аборигенов — маячило с десяток новых, незнакомых и не столь эмоциональных лиц.
Пришлые сразу бросались в глаза не только тем, что были раньше незнакомы Ленке, а прежде всего своим внешним видом и экипировкой. Ну и поведением, конечно. Эти люди явно ощущали себя вполне уверенно и почти как дома. Да и держались они — как одна сплоченная группа. Не то что местные мужики, хоть и сто лет знакомые, но все равно — даже в толпе остававшиеся одиночками, замкнутыми сугубо на свои семьи.
В руках или за спиной у каждого из незнакомцев, имелся однотипный черный щит, с натрафареченной белой эмблемой смерти в балахоне и с косой, закрепленной на стволе автомата. Все до единого в бронежилетах с тем же, волей — неволей, притягивающим взгляды логотипом, на спине и груди. У двоих из чужаков, поверх брони красовались еще и стильные кожаные косухи с рисунком только на спине. Совершенно идентичные тем, что были одеты на Шептуне и Герде. «Сыны Анархии» — перевела надпись с английского Ленка. Что-то об этих «сынах» — она уже точно раньше слышала от соседей. А вот что?
Толпа, собравшаяся у давно опустевшего, заброшенного магазина, мерно гудела, обсуждая или выясняя что-то, видно — весьма важное. Оживленно и многоголосо. Но негромко. Услышав цоканье коней, вступивших на асфальтированную поверхность, — люди замолкали и настороженно поворачивали в их сторону угрюмые лица. Стало совсем тихо. Только копыта сочно шлепали по лужам, да старые качели неподалеку — монотонно ржаво поскрипывали на озорном весеннем ветру.
— Нурлан? — с требовательными и вопросительными командирскими интонациями обратилась Герда к парню азиатской внешности, двинувшемуся в их направлении через проворно расступавшуюся перед ним толпу.
Выбравшийся из людской кучи парень оказался поджарым, среднего роста и с худощавыми длинными ногами колесом. Лет двадцати пяти — тридцати. С совершенно неэмоциональным, но несмотря на это — приятным, если не сказать смазливым, лицом и желтовато — черными, бесстрастными и загадочными, хищными рысьими глазами.
Несмотря на свои забавно выгнутые ноги, молодой мужчина с почти балетной пластичной легкостью, прямо-таки танцующе приблизился — переместился к прибывшим.
— Двух мужиков и парнишку молоденького — они кончили. Да еще одного дядьку старого рубанули. Но тот вроде еще живой пока… может и не помрет. Еще женщину и девчонку — совсем еще малолетку: насиловали — как раз, когда мы появились. В общем: троих из семи мы захомутали. Там вон они. — Он коротко мотнул головой с блестящими, черными как антрацит волосами в сторону эпицентра внимания всех здесь собравшихся, — А с этими что? — азиат перевел раскосые темные глаза на Пахома и лупоглазого.
— А тоже, что и с теми, — пронзительно сверкнула льдистой синевой глаз Герда, — Наши как?
— Все в строю. Без потерь. Даже без царапины. Эти черти — такого хода от нас явно не ожидали. «Союзники» ведь! Ну, и я без разговоров и призывов: «прекратить противоправные действия», обошелся. Как-никак уже не мент, — он усмехается, — Огляделись — оценили обстановку и сразу их в ножи взяли. Без пустых базаров. А о чем тут говорить-то? — Нурлан вопросительно смотрит на девушку, явно ожидая её оценки своим действиям.
Она тоже обходится без лишних слов. Лишь коротко и одобрительно кивает и тряхнув челкой, приказывает:
— Тащите этих к вашим.
Стоящие за плечами рысьеглазого азиата, двое мужчин и девушка — совсем еще зеленая девчонка, может даже моложе Ленки, обтекающе перемещаются, образовав полукруг перед Пахомом и его молодым лупоглазым подельником. За спинами у Птициных незадачливых насильников: Шептун и Герда.
— Осади назад, — быстро бросает Шептун спутнице, блестнув на ярком солнце заточкой лезвия внушительного топора с длинной рукояткой. Топор был под стать своему владельцу. Такой же большой и одним только своим видом, сразу вызываюший опаску и уважение.
— Да какого хрена, ты… — шипит Герда, явно желая возразить, но глянув на Пашку, проглатывает своё недовольство.
Более не смотря в их сторону, мужчина отгораживает от происходящего большим телом своего коня и Герду с Пашкой и Ленку.
За этой суетой Птица просмотрела, как прошло разоружение Пахома и его корешка. Но ей очень не хотелось случайно пропустить еще и финал всей пьесы. В которой и она исполнила свою небольшую роль. Ведь Ленка была не только бойцом, но прежде всего — молоденькой девушкой. А значит априори актрисой и одновременно зрительницей, весьма жадной до креативных зрелищ. Ну, а такое шоу в её короткой жизни — вообще выпадало впервые. Поэтому, с внезапной завистью и легкой неприязнью мазнув взглядом по надменной спине своей ровесницы с топориком, щитом и эмблемой — уже, видать, полноценно принятой в эту мощную стаю, и сделав не менее важное и значительное чем у этой курицы лицо, Птица уверенно пошла через людскую массу, придерживаясь за стремя Герды. Демонстрируя всему поселку свою причастность к происходящему и приближенность к этим сильным и уверенным пришлым людям. Мышь полевая! Но отнеситесь с пониманием — ведь ей еще и семнадцати не было!
На замусоренном асфальте перед давно не мытой витриной — прямо на задницах, тихо и почти неподвижно смотря в пол, сидели трое, в сторону которых и подтолкнули Пахома и Чалого.
Один из сидящих медленно поднял голову. Тоскливо оглядел окружающее плавающим, потерянным взглядом одного глаза. Второй — почти полностью заплыл. Его светлые волосы слиплись в темно — бурые колтуны сосульки от все еще сочившейся из раны на голове крови. Губы второго напоминали раздавленные и лопнувшие вареники. С вишней. Третий, с бледно — серым лицом покойника, скорчившись, лежал в позе эмбриона прямо на земле, сжав руки между стиснутыми и подтянутыми к животу коленями. Еле слышно, очень тонко и жалостливо подскуливая.
— Я этого — прямо с женщины снял. Ну и слегка поумерил либидо, — азиат просто поразил Птицу этим словом. Почему-то с его внешностью степного кочевника, у нее никак не вязалось знание и употребление подобных слов.
— Девочку… который из них? — негромко спросила всадница, не глядя передавая Птице до самых бровей измазанного шоколадом и довольного брата.
— Не дожил. Скончался внезапно, — без намека на улыбку, все-таки, видимо пошутил азиат. — Его и еще двоих таких же: прытких да дерганых — пришлось на месте решить. Да ещё один ушел. Сиганул дуроломом — прямо через пруд! Без шансов было.
— Кто старший, животные? — уже в полный голос спросила у пленных девушка.
— Он и ушел, — явно не чувствуя в этом за собой вины, Нурлан все же опустил глаза — угли на пленных.
— Ну что, желающие сказать что-нибудь в свое оправдание, имеются? — интересуется всадница, гибкой змеёй соскальзывая с седла на землю. Застывает в трех шагах перед понурившимися сидящими людьми. Как королевская кобра перед своим смертельным броском.
И хотя вживую — змей Ленка никогда не видела; даже гадюк обычных, а уж тем более королевских кобр; разве только по Энимал планет может, и то вряд ли, ибо змеи её не интересовали абсолютно; но почему-то сейчас она твердо была уверена, что эти королевские кобры — они именно такие.