Андрей Морозов - Рассвет

Рассвет

Апрель. Третья неделя

Птичье сердценеровно, истерично и припадочно колотилось и ухало, казалось уже где-то в районе гортани. Так, что дышать почти не давало. Птица задыхалась.

Неимоверно испуганная, она уже не летела над пустынным полем так стремительно, как поначалу. Легкокак во сне, касаясь поверхности одними носками своих ядовитых кроссовок. А монотонно и устало, по-бабьи неуклюжегрузно топала полной стопой по скользкой, накануне раскисшей, но за ночь подмерзшей земле. Переставляя все сильнее тяжелеющие ноги из самых-самых последних сил. Держалась лишь на упрямстве, отвращении к тому, что должно будет произойти, когда она остановится; и страхе перед этим предстоящим. Отвратным и вызывающим тоскливую тошноту. Мерзким и похоже, всё-таки неизбежным.

Птица понимала и чувствовала, что сил её девичьих осталось совсем-совсем мало. Ну, может, ноги и прошлепают еще сотнюдругую шагов, пока уже окончательно не нальются вязким, горячим и тяжелым свинцом. И судорожно окаменеют до самых бедер. И вот тогда уже точновсё!

Бросить Пашку? Что они ему-то сделают, в конце концов?

Нет! Брата она не бросит. Пусть лучше они вместе рядышком умрутчем он один в этом поле останется. Неприкаянно в грязи бродить, падать и ползать на четвереньках. Хнычуще и непонимающе елозить вокруг её неживого тела. А если эти её с собой захотят забрать? Может, тогда и Пашку согласятся взять? Да ну! На кой им такая обуза в виде то и дело раздражающе плачущего и капризничающего ребенка? Куда проще за ноги и головенкой о землю мерзлую. Внезапно возникшая в воображении картина обожгла и подстегнула. Как горячим кнутом прошлась по взмокшим ляжкам и икрам. Птица поддала. Только бы не подскользнуться! Кислотные кроссы чуть чаще замелькали на периферии загнанно мечущегося вниз-вперед взгляда

Сука! Ну, вот надо же было этому клятому солнцуименно сегодня спозаранку решиться воссиять в полную силу! Из-за его амбиций и детского желания немедленно самоутвердитсяздесь и сейчас, исход происходящей «гонки с преследованием» был заранее предрешен. Жидкий, рваный и клочковатый, но всё ещё не до конца рассеявшийся туманвчистую проигрывал солнцу и при всем желании уже ничем не мог помочь Птице. Силы тумана, как и силы Птицытоже были на исходе. Всего пару часов назад, он легко укрыл бы её. Укутал в сырую промозглую непроглядность и дал затеряться в своих широко раскинувшихся крыльях. Увы, но все что осталось от его сумеречной мощи сейчаслишь рваные и слепые, уродливо бельмастые пятна. Да и те таяли прямо на глазах. Туман торопливо уходил, оставляя Птицу в полной власти этого кошмарного апрельского утра. Словно в насмешкусолнечного и яркого. Ей осталось надеяться только на себя и на чудо.

Со стороны дач, явно самоутверждаясь, скрежещуще и издевательски каркнула ворона.

Похоже, хеппи-энда в этой истории точно предусмотрено не было.

- Стоять, Зорька! Все равно ведь догоним! Только помрешь уставшей!  прерывистый и сильно запыхавшийся, но беспредельно уверенный глумливонасмешливый голос, настиг как аркан. Леденящим холодом хлестнув по позвоночнику прямо меж мокрыми и неимоверно усталыми разгоряченными лопатками.

Начиная уже окончательно задыхаться и захлебываться как тонущая, Птица ясно и безоговорочно осознала, что ей не убежать. Что эти несколько десятков метров, скорее всего, станут последними преодоленными ею в этом мире. Впрочем, она почти и не сомневалась в подобном исходе с самого начала. Со старта своего отчаянного и суматошнобессмысленного рывка в сторону березовой рощицы, обозначающей окраину их пригородного поселка. Дальшесразу за этим прозрачнымеще безлистным, куцым негустым околком, широко раскинулись садоводческие товарищества с их разномастными домишкамиизбушками, заборами из рабицы и штакетника, баньками и кривыми сараюхами из горбыля. Если бы только она успела добраться до этих дач, то возможно какой-то небольшой шанс уйти от преследователей у неё бы и появился. Ну, или хотя бы возникла теоретическая возможность попетлять, затеряться и спрятаться от этих двух жутких упырейазартно и запаренно, натужно сопящих сейчас за её спиной уже почти совсем рядом. Да и туман помог бы. Укрыл её. Но туман отступил, предав Птицу. Да и весь этот проклятый мир предал её. Впрочем, какое дело огромному миру до суматошно бегущей по грязному полю одинокой девчонки с полуторогодовалым ребенком на трясущихся от усталости руках? У мира есть проблемы поглобальнее. Куда более важные, чем судьбы каких-то песчинок.

Будь Птица однаона без сомнения, легко бы ушла от этих уродов с перекошенными сивухой и похотью багровыми мордами. Ушла быдаже без помощи тумана и в чистом поле. Со спортивной подготовкой у нее все норм. Более чем прилично. Не этим пропитым задохликам её догонять. Но с двенадцатикилограммовым Пашкой на рукахбыло без вариантов. И она только что это вполне отчетливо и окончательно поняла. Но не приняла. Взгляд Птицы еще более суматошно заметался по окружающему, ища за что-бы зацепиться. Деревяшку поувесистее, железяку какую или камень побольше Полный ноль. Совсем ничего. Птица была бойцом по-жизни, хотя сама об этом еще даже не догадывалась. Да и вообще не задумывалась о подобном никогда. На кой? Жила себе в свои прекрасные легкомысленные шестнадцать и жила, почти как и все её ровесницы. «Почти как все»потому что Птица, все ж таки эффектно и чаще всего, даже помимо воли, выделялась из общей массы практически в любой компании, где бы не появлялась. Внешностью и врожденной грацией.

Птица была очень красивой и очень заметной девушкой. Ну, вот уродилась такой! Что ж теперьидти топиться что ли?

Ловкая, длинноногая, стройная и спортивная. Статная. Да еще и очень не глупая. И с характером.

Узкое чистое лицо юной княжны, огромные бездонные синие глазищи под тонкими, красиво изогнутыми бровями, изящный носик и волнующе припухшие безо всяких там иньекций, губы. И волосы. Светло-каштановые, насыщенные, густющие, блестящие, по локотьхоть в рекламный ролик. А уж когда распустит, да тряхнет!

Само собой«первая красавица» на своем пригородном поселке. Девочка с глазами фиалками! Принцесса! Потенциальная королевна! Все девчонки ей завидовали. Кто-то втихую, кто-то в открытую. Даже «взрослые» девахи, уже что называется «в самом соку», видя в этой малолетке в перспективеоднозначно, очень опасную соперницу, регулярно «наезжали» на Птицу под тем или иным предлогом. Еще с её пятнадцати. Но помимо прочегоПтица была девочка умная и лишних поводов для «наездов» никому старалась не давать. Корону на голове у нее никто никогда не замечал. Ибо не было её там. Разве что дома у зеркала, без свидетелейЛенка её иной раз примеряла. Чисто теоретически. Но что, кого-то из завистников, когда-нибудь это останавливало? Ленку даже били пару раз. Совсем не сильночисто для определения её места в поселковой девичьей иерархии и из потребности самоутверждения менее смазливых самок. В общем-тобили абсолютно без повода с её стороны. Нет, повод-то как раз имелся железобетонныйвсе та же её красота. Но не поведениеибо Птица была совершенно некичлива, незаносчива, доброжелательна и вполне себе скромна и непонтовита. А от дивной красоты своейвидела пока еще в основном, только проблемы. Хотя уже постепенно и начинала осознавать её силу. Ну, и глубину досадливой злости многих окружающих постигала заодно.

Жиза!

Почему онаПтица? Да, естественно потому чтоЛенка Соловьева. Почти уже вот-вот семнадцати годков от роду. Девичьи безмятежных и вполне прекрасных. Какими им и положено быть у девахи из крепкой цельной семьи, выросшей в любви и под нормальной отцовской опекой. Строгой и пристальновнимательной, но знающей меру. Без гнобящей, удушающезасушливой родительской паранойи. Батя у Ленкидальнобойщик, матьдомохозяйка. Когда все случилось, папка как раз был в рейсе: то ли под Красноярском, то ли под Томском, а может уже и под Кемерово где-нибудь. Мать, на второй день случившегося катаклизма, прямо в уютном дворе их двухэтажкинеожиданно рубанул топором сосед Саня, внезапно и непредсказуемо «взбесившийся», очнувшись после трансформации. Как и многие другиеставшие «одержимыми», ранее безобидные и вдоль и поперек насквозь знакомые поселковые жители. Вот и остались Ленка и Пашка один на один с этим гадским миром.