Король Франкии Таймэну Таймэну нравился. Спокойный высокий мужчина с умным лицом как-то сразу показался катайцу настолько похожим на его отца, Кьяна Ли, что он моментально проникся к нему симпатией. Внешне два правителя стран были не так уж и похожи, разве что ростом, но внутреннее достоинство их роднило. Маркус, впрочем, был более резок и язвителен, а еще он любил спать до обеда, и это Таймэну особенно в нем нравилось, потому что катаец уснул под утро.
Сегодня Таймэна пригласили на совет министров, где как раз планировали пересмотреть пару торговых договоров Франкии и Катая. Тай даже вполне понимал, о чем речь и вставил пару умных фраз. Ведь Шань Тайлин несколько раз рассказывал будущему Императору о том, почему цены на шёлк нужно поднимать.
Таймэн все честно пересказал: и про то, что сады тутовые в связи с непогодой последних лет гибнут, и про увеличение пахотных земель, и про мастеров, которые вынуждены кормить семьи. Намекнул на галлийскую моду на шёлковые обои — а ведь, чтобы до Галлии добраться, корабли не нужны. Достаточно через перевал пройти, а там на грузовом аэростате переправить шелк в столицу.
Торговались долго, Таймэн даже вспотел. Катайскому недоимператору было очень стыдно, что он не знал, какая цена будет выгодна его стране, и он до последнего убеждал министра финансов, как мало они выпускают шелка. В конце концов, когда министр заявил, что им теперь выгоднее перекупить ткань в Галлии, чем переправлять через море, согласился на их условия. Все равно его слово пока значит не так уж и много — настоящим Императором он станет в двадцать пять — в возрасте второго совершеннолетия. Именно в двадцать пять юношей допускали до серьёзных дел. Все бумаги утверждал обычно Кьян Ли или Шань Тайлин.
Быть Императором Таю внезапно понравилось, хотя и показалось утомительным. Зато из возражений министра торговли он узнал, что в той же Галлии шелк не раскрашивают вручную, а печатают на нем, и ему сразу же захотелось попробовать сделать нечто подобное дома. Книги же они печатают — так отчего не сделать гравюры и оттиски на шелке? Можно производить шёлковые обои с национальными элементами.
Таймэн внезапно понял, как много опыта он может подчерпнуть у франксого короля и буквально вцепился в него, требуя, чтобы тот взял его с собой на верфи, а потом и вовсе попросился присутствовать на уроках юных принцев — хотел посмотреть, чему их учат. Король смотрел на него, как на идиота. На верфи не взял — нечего там делать катайцам. А к урокам допустил: все-таки старшему принцу всего десять лет, никаких государственных тайн на этих уроках не оглашали.
Таймэну и не нужны были тайны — только Мэй. Он-то знал, что она учит наследника катайскому и галлийскому языкам.
--
Парты в классной комнате были Таймэну маловаты: колени упирались в стол. Но он не жаловался. Сам придумал такую глупость. Или не глупость, это с какой стороны посмотреть.
Фракский наследник ему понравился — бойкий высокий мальчишка с хитрыми глазами. Сыновья Раиля, стало быть, его двоюродные братья, похожи как две капли воды, хотя и не близнецы. Одному одиннадцать, другому девять с половиной. Серьёзные мальчишки. Смотрят строго, совсем как Шесса. На уроке отвечают бойко. В отличие от них, Самюэль Ди Гриньон зевает, глядит в окно и рисует смешных человечков в тетради. Таймэн тоже всегда рисовал на уроках, хотя ему было сложнее — никто не подсказывал.
На урок катайского языка пришла и кудрявая девочка, сестра Самюэля. Тай оглядел ее с ног до головы, решил, что она хорошенькая и непременно вырастет красавицей. От скуки посчитал степень родства, нашел ее довольно дальней. Интересно, у нее уже есть жених? Если галлийцы ее не просватали, не подойдёт ли она какому-нибудь из братьев Тая.
— Господин Таймэн, — раздался у него над ухом строгий голос Мэй. — Я задала вам вопрос.
— Да? — он поднял голову и заглянул ей в лицо. — Простите, госпожа Цвенг, я задумался.
— Так что вы можете нам сказать о поэзии Катая?
— Ну… я могу рассказать стихотворение, — нашёлся Тай.
— Будьте любезны.
— с серьёзным видом продекламировал Таймэн.
— Вы можете объяснить, о чем сказал поэт?
— Конечно. Это значит, что он испытал многое, путешествовал, видел мир… а белые хризантемы — символ вечной любви. Значит, он видел много женщин, но только одна ему дорога, та, к которой он всегда возвращается.
Тай смотрел ей в глаза, а Мэй вдруг залилась краской и опустила ресницы. Вздохнула прерывисто.
— Катайская поэзия глубока и символична, — хрипло сказала она. — Как и весь катайский язык. Можно выучить основные слова. Можно научиться складывать их в предложения. Но красоту его и скрытый смысл можно познать, только если полюбить его всем сердцем.
— Вы любите катайский, Мэй? — удивился юноша.
— Я без ума от него.
"А из нее выйдет прекрасная Императрица, — пришло в голову Таю. — Красивая, умная, умеет себя вести. Все равно же мне нужна жена".
У прежнего Императора, прадеда Таймэна, жен было много. И детей много, а внуков и вовсе без счету. К примеру, Шесса тоже была родственницей Тая, внучкой Императора. С одной стороны, это и неплохо — с наследниками проблем не будет. А с другой — слишком хлопотно. У отца вот только мама, он даже гарема не завёл, и ничего. Ничуть об этом не жалел. Хотя, конечно, Лилиана никогда гарем бы терпеть не стала. Слишком она собственница. Тай представил реакцию матери на то, что отец заводит наложницу, и хмыкнул. Нет, дворец бы не устоял. Перевел взгляд на Мэй, которая что-то проверяла выполнение заданий. Мэй явно не из тех, кто согласится стать частью гарема. Нет, даже предложить ей подобное страшно. Снова получит по физиономии. Вообще-то она постоянно его бьёт. Никому другому Тай бы это с рук не спустил, но ее прощал. Это было странно и неприятно. Не мог же он, в самом деле… Значит, в жены взять готов, пощечины прощает… нет-нет-нет! Исключительно похоть. Вожделение. И любопытство.
Сам того не подозревая, в глазах Мэй Таймэн неожиданно поднялся на целую ступень. Нет, в постель с ним она всё равно не согласна, но подружиться было бы неплохо. Не такой уж он и плохой, оказывается. Человек, который любит и понимает стихи, не может быть полным идиотом. В целом Мэй подозревала, что будь Тай чуть старше — он и мужчиной был бы более приятным. Пока же он только мальчишка — очаровательный своей наглостью. Если не воспринимать его приставания близко к сердцу (в конце концов, каких-то серьезных обид он ей не причинил), терпеть его можно.
Мэй любила катайскую поэзию. Таймэн любил катайскую поэзию. А Самюэль ее ненавидел, и потому весь урок рисовал в тетради человечков и думал о том, как отомстить Мэй. Планов была уйма, нужно было лишь немного подготовиться. Собрать материал. Рассчитать время, когда Мэй будет одна. Подкопить сил. И тогда держись, училка! Будешь знать, как ябедничать на наследника!
Глава 7. Спаситель
Мэй визжала так, что горло перехватило от боли. Пауки окружили ее со всех сторон. Умом она понимала, что они неживые, что это очередная выходка Самюэля, с которым у нее была давняя война, но остановиться не могла. Если она чего-то в жизни и боялась, то это высоты и пауков. Откуда малолетний гаденыш узнал — вопрос актуальный, но сейчас это не важно. Она вся дрожала, слезы текли из глаз, голос охрип, но двинуться с места было совершенно невозможно. А пауки уже начинали забираться на ее юбку. У девушки потемнело в глазах, руки похолодели, дыхания не хватало. Кажется, она сейчас грохнется в обморок: и прямо в эту чёрную копошащуюся массу.
— Ты чего орешь? — раздался с лестницы знакомый голос. — Великий дракон, что это за хрень?