— Ну ты говори да не заговаривайся, сынок, — чуть повысил тон старик. — Чай не одна поедет боярышня наша.
— А меня вы все знаете давно, и знаете, что я Борками дорожу не меньше Щурков!
— Отец ваш, царствие ему небесное, поделил поместья справедливо. Тебе Щурковы Запруды, а Всеславу — Борково Городище. Помер твой брат, а наследницу на меня оставил. С Белокаменной я ссоры не дозволю!
Воевода поднял голову, обвёл всех тяжёлым взглядом и продолжил:
— Сто дворов, пятьсот душ крестьян да ремесленников, гарнизон пять десятков воинов. Кому мы зерно и шкуры продавать будем, коли княгиня нас на ярмарку не пустит? Может, тебе, Яромир?
Дядя аж зубами скрипнул от бессилия. Видно, что понял — старик говорит правду. Мне стало как-то не по себе: сидят взрослые люди, совершенно мне чужие, и обсуждают мою судьбу. Ехать мне на смотрины к какому-то там княжичу или выйти замуж за вот этого вот хама и махрового мачо. И ногой не топнешь — девам слова не давали… Как же быть-то?
Вспомнила тётку Анфису. Надо улыбнуться и попросить, сладенько так. Даже Матюша со своей принципиальностью никогда не мог устоять перед розовым сиропом в голосе. Я снова шагнула к дядьке, приподняла кувшин:
— Налить ещё вина? — и когда он подставил кубок, сказала чуть тише, для него одного: — Я правда буду рада, если вы сопроводите меня в Белокаменную. А там… Всё в руках господних.
Слова явились сами собой, даже не знаю, откуда. Может, вычитала в какой-нибудь книге. Но они сработали. Яромир поднял на меня взгляд, глаза уже не обжигали, а искали подвох. Я видела это сквозь пелену ресниц, ибо опустила взор, аки красна девица. Дядя поверил. Или сделал вид, что поверил. Ответил:
— Что ж, Евдокия, раз просишь… Да ещё так смиренно… Так тому и быть.
А потом были долгие нудные сборы. Тётка Анфиса с Прошкой и двумя другими девушками перетряхнула вещи из двух сундуков, складывая нужное в один большой, дорожный, с огромными коваными замками. Я даже не смотрела, что там. Носить длиннющие платья и балахонистые плащи — то ещё удовольствие. Вообще с детства терпеть не могу юбки… Что меня по-настоящему огорчало, так это отсутствие нижнего белья. Но это дело было одним из поправимых. Мама научила меня держать в руках иголку, сшить подобие хоть каких-то труселей не проблема. Гораздо сложнее будет объяснить, зачем они мне… Но, думая об этом, я всё больше склонялась к мысли, что мне нужна союзница. И лучше Прошки никого не видела на эту роль.
Но тётка Анфиса давала все мыслимые и немыслимые распоряжения другой девице, которую звала Алёной. Высокая, статная, с длиннющей чёрной косой, Алёна вела себя спокойно и уверенно, словно ездила в далёкие путешествия раз в неделю. Но мне не нравилась эта её уверенность в себе. А ещё я поймала несколько подозрительно долгих взглядов в сторону Яромира. Упрекнуть девушку было откровенно не в чем, но неприятие оказалось сильнее меня. Я органически не вынесу её рядом. Поэтому, пока они собирали сундук, я продумывала хитрый план по замене Алёны Прошкой.
Могу с гордостью сказать, что мне это удалось в полной мере. Уже в санях, когда на меня накинули тяжёлую медвежью шубу, а Алёна занесла ногу, чтобы сесть рядом со мной, я завизжала не своим голосом:
— Я не хочу, чтобы она ехала со мной!
— Боярышня моя! — изумилась тётка Анфиса, уперев руки в круглые бока. — Так ведь оговорено было давным-давно, что Алёна поедет с тобою! И ты никогда не противилась.
— А сейчас противлюсь! Хочу Прошку, не хочу Алёну!
Даже возница обернулся на меня со своего места на передке саней и покачал головой, фырча в бороду. Тётка Анфиса заволновалась, бросая растерянные взгляды на слуг и дружинников, которые, уже в сёдлах, едва сдерживали нетерпеливых лошадей.
— Ну, золотце моё! Мой камушек солнечный! Уже поздно менять, пущай уж Алёнушка едет с тобой, она исполнительная, слова поперёк тебе не скажет, ты же знаешь…
Набрав морозного воздуха в лёгкие, я завопила что есть мочи:
— Про-о-о-ошку хочу! Иначе не пое-е-е-е-еду!
И в доказательство своих слов начала выбираться из саней. Стоявший позади Анфисы воевода сплюнул в снег и рявкнул:
— Прошка! Залазь! А то никогда не тронетесь, знаю я ваши бабьи заскоки!
Прошка, не веря своему счастью, глянула на тётку Анфису, та вздохнула, закатив глаза к небу, и махнула рукой:
— А! Всё едино! Езжай, Параскева, и смотри мне! Глаз не спускай с боярышни! Иначе сдеру три шкуры, ты меня знаешь!
Так началось моё путешествие в Белокаменную. Ночь, степь, вонючий мех шубы и довольная как слон Прошка. Уже когда мы довольно далеко отъехали от Борков, и я перестала различать в сумерках частокол и башенки городища, из-под медведя послышался тихий шёпот:
— Спаси тебя Бог, боярышня Богдана! Век тебе буду благодарна, что взяла меня с собой в Белокаменную.
Усмехнувшись и выплюнув лезущие в рот волоски шубы, я ответила:
— Да ладно уж. За это ты мне окажешь небольшую услугу.
Глава 4. О сколько нам открытий чудных…
На кухне засвистел чайник. Назойливый звук и очень громкий. Прямо ухо режет. Но Янка твёрдо решила купить такой вот, со свистком, вместо третьего сожжённого по вине… ладно, чего уж там! По его, Матвея, вине. Правда, он был не так уж и сильно виноват, ну подумаешь, заигрался. Бывает же! К чести любимой, она даже не ругалась. Ну совсем немножко.