Часть первая. Дебют
Анчар не слышал шагов, и поэтому когда чуть хриплый голос за его спиной спросил нетерпеливо: «Ну, все готово?» — он вздрогнул от неожиданности и выронил отвертку.
— Если ты так будешь ко мне подкрадываться, Мбембе, то готов буду я… — прогудел он нервно сквозь стиснутые губы.
Зажатые между ними крошечные винтики завибрировали в такт, заставляя губы противно чесаться — что тоже благодушия волшебнику не добавило.
— Полагаешь, для твоего удовольствия, бледнолицый брат мой, я должен топать, как пьяный буйвол по железной крыше? — театрально вскинул руки к сводам «конюшни» Мокеле Мбембе, заведующий кафедрой бойцового големостроения Узамбарского училища профессиональной магии, показывая, что обиделся — то ли так же театрально, то ли по-настоящему.
Анчар не ответил ничего. Нетерпеливым пассом призвал он к себе отвертку и торопливо продолжил закреплять пластину размером с ладонь к виску сидящего перед ним на корточках каменного исполина.
Обижается его начальник, он же друг, он же бессменный противник за шахматной доской или притворяется — атлан никогда не мог сказать точно. Чувства экспрессивного, эмоционального и переменчивого, как ветер пустыни, узамбарца всегда были для него загадкой — впрочем, как и чувства подавляющего большинства людей вообще. Когда от расчетов, вычислений, планирования и проектирования — неотъемлемой и огромной части работы любого исследователя — дело переходило к переживаниям, особенно чужим, он ощущал себя слоном, стоящим на тонком льду, подогреваемом снизу просыпающимся вулканом. Поэтому и сейчас он предпочел молча закручивать последние винтики, ожидая продолжения.
Которое не замедлило последовать.
— Еще две схватки, и дальше пойдут твои молодцы, — посерьезнев и нахмурившись, скрестил руки на узкой груди Мокеле.
Толстые песчаниковые стены «конюшни» — полуподвального помещения, в котором бойцовые големы готовились к боям и ремонтировались после них — не пропускали снаружи ни единого звука. И даже по коридору, соединяющему ее с Ареной, докатывался лишь приглушенный гул, похожий, скорее, на шум далекого прибоя, чем на крики разгоряченной сражениями толпы.
Толпы, которая через десять минут будет кричать от восторга — или разочарования — при виде его големов. Новых големов. Големов, о каких до него никому в голову не приходила идея, хотя Узамбар, как столица големостроения Белого Света, за сотню лет повидал всяких.
Но это будет через десять минут, или пятнадцать, или даже двадцать, а пока ему было нужно всё остававшееся время — и тишина пустеющих «стойл» — чтобы наложить последние штрихи заклинаний короткого действия и зафиксировать схемы, на которых они хранились.
— Я готов, — промычал сквозь винты Анчар и, немного подумав, уточнил: — Они готовы.
Узамбарец нервно пригладил седую шевелюру, торчащую из-под красной цилиндрической шапочки с львиной кисточкой — отличительного признака ученого мужа Соиры — и коротко кивнул.
— Надеюсь. Потому что пятнадцать минут назад в Арену прибыл его непревзойденное величество негус.
— Что?..
Если бы к этому времени последний винт не перекочевал в его пальцы, волшебник проглотил бы его — и, скорее всего, не заметил.
— Не знаю, как директор его залучил — всем известно ведь, что его великолепие относится к боям големов чуть лучше, чем к пьяной поножовщине, — верно истолковав вопрос, развел руками Мокеле Мбембе, — но наверное, это судьба. Твои ребятишки выступят во всей своей новоявленной красе и фейерверке эмоций, император впечатлится, забросит свои шахматы, станет завсегдатаем Арены, и государственные денежки рекой потекут на кафедру и в училище, не говоря уже про деньги восхищенных клиентов. Наладим поточное производство новых изделий, назовем их «Голем Э», от «эмоциональный», и все Арены Белого Света поспешат сделать заказы.
— Конечно, это ведь прогресс, — скупо буркнул Анчар, точно пытаясь ускользнуть от некомфортной для него темы, но товарищ его не слышал — или не слушал.
— Э-э-э, бвана!.. Да ты сам не понимаешь, голова кокосовая, что ты придумал! А если это еще и понравится его непревзойденному величеству негусу!.. — ухмыляясь, как сытый лев, мечтательно прищурился он. — Это уже будет пахнуть субсидиями и кредитами — причем беспроцентными и даже безвозвратными, помяни мое слово, ведь и шахматами он увлекся внезапно, после верблюжьих бегов, так кто его непредсказуемое великолепие знает! И если ему твои големы придутся по вкусу и он даст деньги, то мы сможем построить новые мастерские, новые лаборатории, нанять новых рабочих, магов-исследователей, принять — за плату, конечно! — новых студентов и аспирантов… Ты станешь знаменитым или просто богатым, ну и твои коллеги тоже… кхм… не обеднеют. Будем купаться в роскоши, а еще лучше — в слоновьем молоке, для поддержания жизненного тонуса и гладкости кожи, раскатывать в каретах, запряженных четверкой зебрафов, жить в особняках, и какао в постель по утрам нам будут приносить хорошенькие девчонки с во-о-от такими…
Перехватив взгляд атлана, Мокеле скромно опустил глаза, пряча ухмылку:
— …подносами. Что ты на это скажешь, бвана, а?
— Может, отложим на завтра? Если негус? — отчаянно глянул на друга Анчар. — Всё-таки, это эксперимент. Алгоритмы не до конца отработаны. Заклинания новые. И я не уверен, что…
— А-а, не будь такой холоднокровной треской, бледнолицый! — шутливо ударил его кулаком в плечо узамбарец. — Всё пройдет хорошо, как при опытах — должно пройти, если ты не хочешь быть выгнанным из училища без выходного пособия!
Снова не понимая, шутит его начальник или нет, Анчар надавил на скулах голема на одному ему известные точки, и тот открыл рот и издал яростный утробный рев, способный, наверное, обратить в бегство стадо бешеных носорогов.
И, как оказалось, заставить одного заведующего кафедрой шарахнуться и прикусить на полуслове язык.
— П-пведупв-вештать н-нато, — брюзгливо прошепелявил Мокеле, придя в себя.
— А, извини, — рассеянно пожал плечами атлан. — Я думал, раз ты уже слышал…
— То захочу без предупреждения услышать еще раз?
— Это простая проверка функционирования звукового сигнала «А», — маг поспешил спрятаться от ехидства, на которое непонятно как было нужно отвечать, за привычной терминологией.