А в чем тогда?
И что теперь делать?
Конечно, он помнил, что предлагал ему старина Мокеле, но это ведь он не всерьез! Кто и когда мог представить себе Анчара Атландского, исследователя, фанатика големостроения, адепта фундаментальной магии, в честь которого было названо несколько алгоритмов и даже один тип схема, в роли…
— Да пребудет на белом шамане благословение Большого Полуденного Жирафа?..
Дверь приоткрылась беззвучно, и в образовавшуюся щель — сантиметров пять — просунулся фрагмент лица с испуганно вытаращенным глазом.
Почти немедленно встретившимся с точно такой же парой глаз.
— Что? — тупо уставился на визитера атлан.
— Белый шаман принимает? — так же благоговейно вопросил посетитель.
Первой реакцией волшебника было сказать, что белый шаман напринимался вчера на месяц вперед, но тут в его голову пришло, что гость может иметь в виду нечто другое — и осторожно кивнул[10].
— Да. Заходи.
— Да пребудет на белом шамане… — повторили подрагивающие губы, и визитер, оглянувшись воровато, почти вбежал в дом — и оказался визитершей, матроной лет сорока и килограммов на сто больше.
— Садись, — предложил Анчар.
Женщина послушно плюхнулась на табуретку, вздымая облако пыли с земляного пола кучей юбок и подъюбников, и прижала к себе прикрытую белой тканью корзину.
Табуретка под весом гостьи отчаянно заскрипела.
В комнате распространился запах сырой рыбы, желудок, содержавший исключительно пары алкоголя, попытался выскочить наружу, и рука атлана метнулась ко рту.
— Да пребудет… на белом шамане… — неуверенно проговорила матрона и вопросительно уставилась на хозяина.
— Чем… могу помочь? — чародей судорожно сглотнул и лихорадочно принялся думать про что угодно, только не про еду.
Например, про головную боль.
В какой-то степени это помогло.
— Э-э-э… — протянула та, нервно дергая за край огромного цветастого платка, превратившего ее голову в шар. — Оламайд меня зовут. Я тут недалеко живу. Меня все знают. Я рыбой торгую на Китовом базаре, и у меня всегда только самая лучшая рыба, самая свежая, и креветки, и мидии, и крабы, и кальмары, и мясо кита, само собой, а тунец — так вообще самый крупный на всем побережье, потому что привозит мне его Нсия Звездорукий, это у которого жена в прошлом году тонула, но ее откачали, и теперь она жива-живехонька, но не в себе, как кукушка без часов, бедняжка… Но мы ее приглашаем к нам посидеть вечерами — вместе с семьей, конечно, потому что у Нсии всегда самый крупный тунец на всем побережье, и еще не хватало, чтобы он его отдавал этой вертихвостке Тапиве или мошеннице Эфуа! Я-то покупателей не обманываю, и рыбаков тоже, я честная торговка, кто бы что ни говорил, вроде этой дуры Абангу из дома за пекарней, или старой сплетницы Маньяры, или зазнайки Удо, которая думает, что если у нее в саду растут личи, то она самая лучшая хозяйка квартала! У меня, вон, персики в саду растут, и карамболь, и нойна, а я одна за ними ухаживаю, и с соседями лажу…
— Куда? — чувствуя, что нить разговора как-то странно сплетается то ли в кружево, то ли в силок, потерянно сморгнул атлан.
— Что? — гостья удивленно прервала пересказ семейно-фруктово-рыбных новостей.
— А, да… Ладно. Хорошо. Давай дальше, — сообразил и конфузливо прикусил губу маг.
Недоуменно глянув на хозяина, женщина, тем не менее, продолжила с тем же вдохновением:
— И мужа моего тоже все здесь знают! Он китобой известный, и у него есть шхуна и команда, свои, а вот наш дом ему от отца достался, большой, из настоящего камня, черепицей крытый. Его отец был китобоем, тоже известным, конечно, и у него тоже была шхуна и команда, а дом ему пришел в наследство от деда, в смысле, не его деда, а деда моего мужа, который тогда еще не был моим мужем, и дед вообще не знал, что у его сына, отца моего мужа, будет сын, мой муж, и про меня он, конечно, не знал, потому что кит его уволок в океан вместе с гарпуном и половиной шхуны, но перед тем, как утонуть, он завел восемь сыновей, и отец моего мужа — старший, а так как его дед — тоже известный китобой…
Анчар ощутил, что его размягченные вечерней дозой алкоголя мозги медленно плавятся, превращаясь в манную кашу, и что если он хотя бы на мгновение задумается, про какого сына отца деда мужа сейчас говорит эта ужасная женщина, то превращение станет окончательным и необратимым.
— Послушай… — с выражением высшей степени страдания на лице выдавил атлан. — А можешь ты просто сказать, что тебе от меня надо?
— Могу, о белый шаман, — на удивление быстро сдалась гостья. — Дело в том… понимаешь ли… что в последнее время… гарпун… моего мужа… стал бить мимо цели.
Женщина замолчала, словно этим всё было сказано.
— Да? — как бы вежливо склонил болезненно пульсирующую голову набок и как бы невзначай положил ее на руку волшебник.