Профессор Мбембе хотел возразить, но не нашел, что, заглянул в погасшие навечно глаза Каменного Великана, в едва ли более жизнерадостные очи старого товарища, сделал глоток из почти опустевшей кружки и пожал плечами.
— Что бы ты ни говорил, бвана, а мертвый голем — вещь в хозяйстве полезная. Ты можешь вешать на него одежду… разбивать об него яйца… отмечать на нем дни недели… быть уверенным, что если тебя обкрадут, то это — единственный предмет, который останется в доме… и… и… Ну придумаешь еще что-нибудь. У тебя ведь это хорошо получается. И если займешься частной практикой, то сэкономишь на чучеле крокодила и черепе. И может, даже на сушеных летучих мышах и змеях. Клиенты будут впечатлены и настроены должным образом и без этой мишуры.
— Анчар — продавец средств от поноса и несчастной любви… Часы приема не лимитированы… Оплата — яйцами, потому что их есть, обо что разбить…
Атлан горько усмехнулся, достал из шкафа шахматную доску и высыпал фигуры на залитый пивом стол.
— Ну что, сыграем… на прощанье. Господин заведующий кафедрой.
— Прощанье? — узамбарец в пьяной обиде вскинул брови домиком. — Уж не думаешь ли ты, что я тебя оставлю и забуду?!
Анчар покривил губы в подобии улыбки.
— Конечно.
Настало утро.
После вчерашнего во рту было гадко, в голове — мутно, во всем теле — такое ощущение, будто вчера не Каменный Великан сражался с Железным Проклятьем, а он сам, а глаза просто не открывались, возможно, атрофировавшись за ночь.
И он их не винил.
Оставив мучительные и бесплодные попытки разлепить веки, Анчар откинулся на странно жесткую подушку и проклял по очереди кокосовое пиво, банановый ликер, гуайявное вино, кофейный бейлис, авокадовую водку, маракуйный аперитив, персиковое бренди, манговое шампанское и самогон из ананасов — то, что мог вспомнить из карты вин вчерашнего вечера, а заодно — своего собутыльника, потому что добровольно и в трезвом уме сам волшебник не стал бы пить и десятой части того, что было поглощено в честь… в честь… триумфа новых технологий?.. выделения государственных субсидий?.. продвижения по служебной лестнице?.. наверное, далеко продвинули… увеличения жалованья?.. или успеха у зри…те…ле…й?..
Й…ё…мо…й…ё…
Кабу-у-у-уча-а-а-а…
Воспоминания о событиях прошедшего дня обрушились на бедный, застигнутый врасплох мозг атлана подобно тропическому ливню на прилавок продавца сахара, смывая в один момент все приятное и оставляя одну-единственную истину, жесткую и неудобоваримую, как доска.
Не веря себе, Анчар протянул руку туда, где на прикроватной тумбочке обычно дежурил графин с водой — и пальцы его пребольно ткнулись во что-то большое и каменное.
Сердце волшебника тоскливо сжалось и защемило.
Первым, что он увидел, с трудом разлепив один глаз, была нога Каменного Великана.
Значит, правда…
Но ведь его идея была так проста и элегантна! Она не могла не понравиться публике! Она ведь встретила появление экспериментальных изделий с таким энтузиазмом, он же помнит, он же видел, он же слышал!.. А то, что нравится публике, получает финансирование. А значит, будущее. И что с того, что произошел маленький сбой — он же говорил, что схем немного недоработан, но если бы ему дали еще… ну хорошо, не два месяца, но хотя бы недели три, или даже две!.. Неужели из-за какой-то нелепой случайности все должно пойти бегемоту под хвост?! Но это ведь несправедливо! Директор не имел права его выгнать — вот так, за несколько минут, да еще отобрав все жалованье за полгода в уплату за загубленного каменного голема! Хорошо еще, что железного удалось вскрыть… Схем, конечно, спекся в комочек шлака, но хоть корпус в порядке… А иначе директор его самого продал бы… хоть на корм львам в зверинец… или отдал бы безвозмездно… и сам приплатил бы еще, чтобы взяли…
Но ведь это несправедливо!!!..
Последние слова Анчар невольно попытался проговорить вслух, но из пересохшего горла и спекшихся губ вырвался лишь невнятный хрип. Маг упрямо попытался приподняться, но тут в голове словно взорвалась лаборатория алхимика, перед так и не открывшимися глазами все закрутилось, закачалось, к горлу подступила тошнота, и многострадальная головушка снова обрушилась на неприлично твердую подушку. Рука волшебника возмущенно метнулась в район изголовья, после третьей попытки нащупала спинку кровати, после шестой — голову, а после двенадцатой — виновницу тихо вспухавшей на затылке шишки.
Продолговатая и толстая. Деревянная. С тонкой выпуклой каймой. Разграфленная. На геометрические фигурки. Нет, не разграфленная… Выложенная чем-то гладким…
Шахматная доска?!
Быстрое, хоть и бессистемное обследование показало, что кроме подушки, на кровати не было матраса, простыни и одеяла, но имелось неторопливое сытое стадо клопов.
Непонятно, почему, но это оказалось последней соломинкой, раздавившей грузового верблюда.
Если бы Анчар смог, он бы заплакал.
Минут черед двадцать волшебник взял себя в руки и, так и не открывая глаз, мужественно поднялся с кровати. Не последнюю роль в подобной решимости сыграло сознание того, что на ней исполняло роль матраса.
Гадливо отряхнув себя одной рукой, так и не решаясь отнять вторую от головы — чтобы не развалилась на куски, и отчаянно жалея, что у него нет третьей, чтобы прижать ко рту — просто на всякий случай — Анчар разлепил веко и выглянул в окружающий мир. Не содержал ли он, вопреки обычной в последнее время к нему враждебности, что-нибудь хорошее, вроде недопитого алкоголя и большого количества холодной воды?
Мир милосердно содержал, и через полчаса маг с изнеможением откинулся на спинку единственного стула и выдохнул, чувствуя себя человеком[9]. Правда, человеком, которого выгнали с работы, с квартиры, оставили без гроша — и даже без подушки, но ведь не в подушке счастье?..