Дед сделал шаг в сторону. Соседний куст, только что спокойно стоявший на месте, ожил, замахал шипованными ветками. Тут и гадать не приходилось, для чего в этом месте растет такая гадость — держать и не пускать.
— Это мне одному показалось или…
— Или… Это, дед, никому не показалось.
Я пробежался взглядом, отыскивая проход в зеленой стене.
— Так оно и есть.
— Шашку бы или, хотя бы топор, — вздохнул дед, оглядываясь по сторонам.
— Вот только дай выйти отсюда, первым делом топор тебе отыщем!
Взгляд мой бегал по зеленой стене, отыскивая прореху. Не бывает же так, чтоб везде густо. Где-то должно быть и пусто. И нашлось такое место! Похоже, что там когда-то упало дерево, пробив в стене кустов прореху. Остатки ствола еще лежали, полусгнившим пунктиром обозначая наш путь на свободу.
— Давай за мной.
Ветки тянулись, но не доставали до нас.
— Руки коротки, — выдохнул с облегчением сопевший у меня за спиной дед. Я, не оборачиваясь- не до того было — поинтересовался.
— А ты, дедушка с Лениным с каторги не бегал?
— С каторги особо не побегаешь, — пропыхтел в ответ родственник. — А Ленина не касайся. Погоди… Я вот еще с тобой разберусь, какой ты такой есть!
Несколько прыжков — и мы за пределами живой изгороди. Я оглянулся. Теперь никто бы не сказал, что тут рядом какая-то тайная тюрьма. Кусты окружали обычного вида гору, вот и все. Поставь ее рядом с какой другой — я бы одну от другой и не отличил бы.
Ловушка осталась в недавнем пошлом, но будущее не стесняясь стучалось прямо в голову. Мы с любопытством разглядывали друг друга.
— Ну что, деда… Теперь что делать будем?
— Давай для начала друг с другом разберемся. Ты вообще кто?
Дед смотрел на меня оценивающе, явно прикидывая что я из себя представляю.
— Ты первый, — сказал я. — Подай пример молодежи… И не стесняйся. Нам с тобой в этом мире как-то обустраиваться придется. И существовать, пока домой дорогу не найдем. Политические воззрения мне безразличны. Говори, чем там у себя в 21-м году занимался и что еще делать умеешь.
Дед одернул тужурку и приложил ладонь к козырьку.
— Я комиссар Второго Железного Пролетарского полка Кацаров Алексей Николаевич.
А ведь точно — комиссар! Вон и тужурка у него кожаная комиссарская, как в кино показывают, и фуражка…
— А до Гражданской чем занимался?
— Рабочим. Слесарничал на заводе…
А это еще лучше. Рукастый, выходит, дедушка. Если это реальное попадалово, то будет с кем прогресс в этом мире двигать.
— Это здорово, что руками работать можешь… Для этого мира самое то…
— А ты сам-то, кто такой? — прищурился он. — Давай, выкладывай подноготную. Социальное происхождение, политические взгляды…
Похоже, что по моему виду деду стало понятно, что хвастаться происхождением я не смогу. Ну вот ничем не походил я на пролетария, рожденного между молотом и наковальней, да еще вдобавок одна нога в кроссовке, а вторая — босая. Вообще-то дед был прав — раз уж нам тут вдвоем куковать, то надо знать друг о друге все, что можно, все, что может оказаться полезным. Так что стесняться нечего. Хоть и нечем мне хвастаться, а скрывать еще хуже…
— Я Кацаров Андрей Петрович. Образование высшее. Там, у себя работаю…
Я запнулся. Не поймет ведь дед ничего, если правду сказать. Ну как ему такому древнему и отсталому про мою работу объяснить? Только дед смотрел требовательно, словно моя профессия могла дать ему ответы на множество вопросов и даже на самый главный: как ему, комсомольцу-большевику, ко мне относиться.