— Оп-па… — сказал дед. Когда я повернулся посмотреть, что его так удивило, то уже не увидел ни столбов, ни силового поля. Камень. Обычный камень, словно и не видели мы тут только что ничего иного. На дедовском лице обозначился вопрос, но тот его не озвучил. А у моего терпения наконец нашелся предел и я его перешел.
— Что это все такое? — вырвалось у меня. Не сдержался. Дед, как оказалось, тоже размышлял на эту тему.
— Наука этого не допускает.
— Марксизм? — поинтересовался я, глядя, как за его спиной висит второе светило.
— Нет. Наука вообще. Даже если мы на Марсе или Венере, то Солнце должно быть одно.
— И какова тогда цена твоей науке?
— Наука — это повторяемость и проверяемость, — отрезал дед, не менее увлеченно разглядывавший окрестности. — Деревья вон похоже на наши. Деревья как деревья…
— И Солнце как Солнце, — согласился я. — Только их два.
— Да, — кивнул дед. — С Солнцем придется разобраться отдельно. Не исключаю, что это галлюцинация. Ты три луны видел?
Я кивнул. Вообще-то прадед сказал нужные, правильные слова — «надо разбираться».
— Я как-то в Туркестане, когда, мы басмачей с конопляного поля гнали, бородатую женщину увидел.
Меня это развеселило.
— Познакомился? Её не Кончитой звали?
Дед юмора не понял.
— Я и говорю — бред. Надышался дыма да разной дряни…
Говорить стало не о чем. Мы молча озирали окрестности. Мне, уже хлебнувшему такой вот экзотики в играх, в фильмах и иллюстрациях к НФ литературе, до которой я был любитель, это как-то не особенно и впечатляло — ну несколько солнц и что с того? И краски не те и контуры, и формы… Размах, правда, впечатлял. А вот деда «вставило». Не знаю, что он испытывал, возможно, то же самое, что и Армстронг, когда (и если!) придавил подошвой скафандра поверхность естественного спутника Земли. Чувства деда были на виду и возвышенны словно башня Федерация — чужой мир, новый мир и он тут первый из землян…
Однако я ошибся. Не тем дед голову занимал.
— Возвращаться надо, — сказал наконец он. — Назад возвращаться.
— В какой «назад»? В твой или в мой? — поинтересовался я продолжая оглядываться. Прадед прищурился и надолго замолчал. Я смотрел на него и прямо-таки ощущал, как он решает трудную задачу — умещает в голове мысль, что может быть два «назад» его и мое…
— Потом разберемся, — наконец сказал он. — В любой «назад». В смысле отсюда.
Рука его взлетела вверх и опустилась, отсекая ненужные и глупые уточнения — куда, откуда…
Назад и все тут. В тот, который получится. В его — хорошо. В мой — так еще лучше, еще интереснее.
— Так тебе-то назад зачем? — подначил я его. — Ты главное сделал — деда моего родил. Или прадеда.
Он покачал головой.
— А ты подумай, что будет, если тот, в колпаке, ошибся и не родным твоим папашей или дедом Катька тяжела, а кем-то другим? Кто кроме меня твоего прародителя сделает? Фамилия одинаковая — это еще ничего не значит… У меня в полку Ивановых десятка полтора воюют. Так что…
Угрозу такого положения дел я сразу ухватил. Действительно, почему это мы тому магу верить должны? Только потому, что у него лицо честное?
— Согласен. И давай для начала отсюда выберемся. Вот сердцем чую — скверное это место.
Чуйка меня не подвела — едва я сделал шаг к кустам, как в тот же миг кусты сделали шаг мне навстречу. Точнее мне так показалось, дед ахнул, подтверждая, что это не сумасшествие и не галлюцинация. Ветки, усеянные длинными, словно кинжалы, шипами постарались дотянуться до меня, но отпрянули, едва не поцарапав.
— Ух ты!
— Вот дрянь-то…