Они грозят дождем с похолоданием.
Во мне же жажда тепла, как наркотика,
Мое мгновенно к нему привыкание.
Мне бы немного живого и светлого,
Такого, чтоб навсегда взяло за душу.
Неповторимого, великолепного
И разноцветного, как в небе радуга.
Мне бы чуть-чуть, только самую капельку,
Я не прошу слишком много. Не выдержу.
Дождь прорывается первыми каплями,
Похолодало, но я дождусь, выживу.
***
Уходить из дома откровенно не хочется, вместо этого тянет остаться и увидеть, как проснется мама, сядет с ним, по старой памяти, вдвоем в кухне и будет расспрашивать про его дела. Не обязательно это, Пашка согласен и о погоде поговорить, и даже обсудить новые наряды, купленные для сестры. Просто он понимает, что ему уже сейчас достается меньше внимания мамы. Отчим — это другое, взрослый, а малышка… Тоже часть ее. Продолжение. Из-за не родившейся еще дочки Олеся лежала в больнице на сохранении. Она страдала частой сменой настроения, жалела о невозможности ходить на работу, жаловалась на отеки и то, что ее большой живот не помещается в свитер, подаренный Мироном. Павел и не предполагал, что ожидание ребенка может быть таким — трудным, волнительным и долгим. Мама говорит, что все это компенсируется с рождением ребенка, и он ей верит, при этом понимая, что забот станет больше — он помнит, каким был Саша, когда у него родилась сестра, сна — меньше, забот — больше. Паша не уверен в том, что сможет адаптироваться под грядущие изменения, они его пугают. Стараясь скрыть это, чтобы не волновать маму, которой противопоказаны всяческие тревоги, Паша закрывается в своей комнате, для окружающих — делает уроки, а по факту — пишет обо всем, о себе и окружающих. Он впервые чувствует ревность, и она направлена на беззащитного человечка. Неправильное ощущение, ведь радость тоже присутствует, и ее много. Он пытается отогнать от себя возникшее негативное чувство, понимая его бесполезность и даже вред, смотрит вечерами кино с родителями, играет с Мироном в компьютерные игры и отвлекается, общаясь с друзьями. Забавно, но Паша готовится стать старшим братом гораздо больше, чем выпускником. Учеба продолжится, пусть и в другом месте, и когда-нибудь закончится, а сестра будет присутствовать в его жизни всегда, станет частью семьи, родной.
Доев завтрак и собрав сумку с тетрадями и учебниками, Пашка надевает еще зимний пуховик, но игнорирует шапку, предполагая, что в машине, к которой уже ушел Мирон, тепло, а днем можно обойтись капюшоном. Мама бы отругала за такое пренебрежение головным убором, если бы увидела, но она проснется лишь через пару часов, будет пить цикорий вместо кофе и есть сладости, которые настойчиво требует маленький организм внутри. Она будет смотреть в окно и думать о сыне, о том, чтобы не упустить его в сложный переходный возраст, направить, но Паша, конечно, об этом никогда не узнает.
Подросток садится в машину и вместе с Мироном начинает движение по утренним улицам. Солнце уже светит через лобовое стекло, рассеивая тьму и предрекая таяние снега в ясный день. Весной небольшая плюсовая температура воздуха воспринимается совсем не так, как осенью, словно небольшой подарок, будто первые маленькие шаги к лету.
— Ты не передумал брать мою фамилию? — Полунин ловко объезжает автомобиль, в котором кто-то явно не спешит на работу, и перестраивается в левый ряд. — Может быть, тебе еще нужно время?
— Нет, я уже говорил, что хочу, чтобы у нас все было одинаковое. Тем более что скоро сестра родится, и ей тоже нужно будет получать документы, — Пашка поворачивает голову влево и смотрит на водителя. — Ты не хочешь, что ли?
Мирон отрывает взгляд от дороги и встречает Пашкин, эмоции проносятся на его лице так быстро, что тот не успевает их прочесть.
— Единственное, чего мне не хочется, чтобы ты потом жалел и думал, что поторопился. Я буду только рад, если ты станешь продолжателем рода Полуниных, да и мой отец тоже, ведь дети наших с тобой сестер будут носить другие фамилии. Но при этом не хочу, чтобы ты в какой-то момент передумал и вернул все обратно. Если я спокойно приму такой поворот событий, то Андрей Львович не слишком обрадуется, честно тебе скажу.
Желание Пашки стать Полуниным было импульсивным, продиктованным больше страхом остаться ненужным своей семье, чем настоящим рвением, в нем не было мысли о том, что берет на себя еще и обязательства перед будущими поколениями.
— Не могу обещать, что у меня будет хотя бы один сын, я вообще о детях пока не думал, еще слишком рано, но обратно ничего менять не планирую, — произносит парень убедительно и переводит разговор на другую тему. — Тебе удалось уговорить маму отпустить нас в клуб после ресторана? Саня мне не простит, если я зажму днюху.
— То есть ужин его уже не устраивает? — фирменный жест — приподнятая бровь.
Парень возмущен таким предположением, Якунин никогда не выезжает на их дружбе в материальном плане, ему это не нужно, ведь Паша всегда делится с ним сам, начиная от мелочи в виде сигареты и заканчивая деньгами на общие развлечения.
— Блин! Я не это имел в виду. Просто нам хочется без взрослых оторваться. Я бы хотел собрать наш класс перед выпускным, чтобы, так сказать, отрепетировать. Ну, и ребят из футбольной команды было бы здорово позвать. Никиту и Вику тоже. — Последнее предложение — нечестный прием, ведь Полунину очень хочется, чтобы брат и сестра нашли друзей в мире за воротами детского дома.
Мирон трет лоб, слушая пасынка и понимая, что тот действительно заслуживает праздника с друзьями перед серьезным испытанием в виде экзаменов и не менее волнительным прибавлением в семье, но просто так никто ничего не получит. Его воспитывали так же.
— Тепловы будут на ужине, если ты помнишь, и для них ресторан — уже праздник.
Подросток кивает, признавая правоту старшего. Никита и Вика так долго были лишены возможности выходить «на волю» и общаться с кем-то, помимо других сирот и персонала, что для них день рождения Пашки чуть ли не больший повод для радости, чем у самого именинника.
— Ок, и на ужине, и в клубе. Я же не против, только за. Ну, пожалуйста, Мирон. Я обещаю, что буду готовиться, все сдам и вообще… Ну, хочешь, я даже с девчонками перестану встречаться до выпускного? Все равно будет мало свободного времени.
Полунин смеется над последними словами, аргументация оставляет желать лучшего, но это уже что-то.
— Сколько человек ты хочешь видеть в клубе?