— Скажешь мне это когда добудешь в Тальмаре гору золота и прочей ценной дребедени. У-у, неблагодарный… — уже удаляясь, на ходу пробурчал насупленный гном.
— Прочь! — громко рявкнул я ему вослед и тем ощутимо наподдал прыти. Рилле ускорил шаги и резво исчез за тихонько проскрипевшей дверью.
Я же по своей давней привычке сделал обзор местности. Благо её вид отсюда, с главной замковой башни, был просто великолепный. С северного окна, по случаю лета распахнутого настежь, как и все прочие, радовала глаз огромная, тёмно-зелёная шапка Дубочар — прекрасного дубового леса, начинающегося примерно в миле от Щедрой долины. С запада и юга открывалась панорама на Нечистый лес, коварно подступивший вплотную к нашей границе, обнесённой двухметровым, деревянным забором. С востока общую картину разнообразил край высоких холмов, поросших травами, цветами, кустарником и редкими деревьями. На юг и запад я смотрел пытливо и с откровенной ненавистью. Потому как уж больно много хлопот доставлял нам проклятый Нечистый лес и его обитатели: гоблины повелителя Скрэга Горбатого, руинная жуть, волчьи всадники, ведьмы, злобные, кровожадные дриады королевы Тинары, и прочая-прочая мерзость, ненавидящая людей. Восток отразился в моих глазах двумя, весьма противоречивыми, по сути, чувствами. Дело в том, что за холмами, растянувшимися миль на тридцать, находились владения соседнего вольного князя Терага: долина Белых Роз и Столбовая долина. Хм-м, так вот сам Мэтью Тераг был отвратительной, гнусной и неоправданно жестокой личностью. Но… У него имелась удивительно красивая дочь Танити, к которой я питал пылкое чувство, не знаю уже какой по счёту, любви. Да любви! По крайней мере, так мне иногда казалось. Проблема же состояла в том, что одно упоминание моего имени, повергало Терага в неописуемое бешенство. Что естественно, представляло прочную преграду для налаживания отношений между мной, и прекрасной молодой леди. Причина столь сильной антипатии состояла в том, что несколько лет назад, на шумной пирушке, посвящённой удачному завершению объединённого похода всех двенадцати вольных князей против кочевых орков короля Гукура, я взял, да и откровенно грубо высмеял Мэтью за его извечную любовь к непомерному хвастовству. После чего ближайший сосед и предполагаемый тесть, серьёзно разобидевшись, вызвал меня на поединок, в ходе которого, я умудрился сильно ранить оного… В ягодицу. Нда-а, вот с тех пор Тераг и пылает ко мне неугасимой, лютой ненавистью. Проклятье! И кто меня тянул за язык в тот день? Не иначе как старое, крепкое брэнди из подвалов князя Лэда… Впрочем, мне пришлось тут же признать, что виновато совсем не оно, а моя тогдашняя неумеренность. Хотя… Может это и к лучшему? Ведь женитьба и детишки сильно связывают руки, а я был молод и любил неограниченную свободу.
Окончив задумчивое созерцание восточной стороны, я перенёс своё внимание на более близкие окрестности. В целом, состояли они из благословенной Щедрой долины, которую рассекала на две неравные части река Волчья, чьи быстрые, чистые воды омывали единственный здесь остров. Расположен он был почти в центре владений, доставшихся мне от предков. И здесь же, на острове, именуемом более ста лет Отшельником, на вершине неприступного, высокого утёса, находился сам замок Соколиное Гнездо. Но не он украшал долину, а выстроенные вдоль левого берега реки, живописные мельницы и ухоженные, утопающие в цветах, каменные домики под крышами из красной, синей и зелёной черепицы. За околицей последних, начинались возделанные поля, цветущие сады и ровные ряды огородов. Это была деревня Сладкие Родники, отнюдь недаром получившая своё название. На правом, большем по территории берегу, и деревня была крупнее, однако она как две капли воды походила на левобережное поселение: мерно крутящиеся ветряки мельниц, прелестные, уютные домики с черепицей тех же цветов, а за ними — земледельческие угодья. Вот только нарекли её не столь красиво как соседку, а — Жадобами, по прозвищу бережливого и прижимистого старосты первых поселенцев. Вдоволь налюбовавшись до боли знакомым, однако отнюдь не ставшим обыденным, пейзажем, я невольно вспомнил о том, каких порой огромных усилий стоила защита этого островка мира и благополучия от окружающего его океана бушующей злобы и жестокости. Нда-а, что и говорить, мы не даром ели свой хлеб. Мы: это я — князь Дэниэл, и моя Дружина, состоящая из трёхсот опытных воинов. Совсем недаром, потому как зачастую платили за него кровью, а то и самой жизнью. Но ничего тут не поделаешь, таков наш удел.
Завершив, наконец, сей обычный осмотр, я взял со стола «колокольчик» весом в пару фунтов и требовательно в него зазвонил. Это был сигнал моему оруженосцу, говорящий о том, что хозяин желает его видеть. Однако, несмотря на расположение комнаты Бертрана рядом с моими апартаментами, он и не подумал явиться на настоятельный зов своего господина. Немного выждав, я заколотил с утроенной силой. Тот же результат. Сделав паузу ещё длительнее, я вновь, теперь уже с отборной руганью затряс колоколом. Видимо ругань звучала всё же ощутимо громче, ибо вскоре, в приоткрывшуюся дверь заглянула недовольная, заспанная физиономия.
— И чего шумишь? — войдя и предварительно широко зевнув, поинтересовался оруженосец, неодобрительно глядя на меня. — Ночь на дворе, спать надо. А ты… Устроил переполох! Ну чего надо?
— Какая ночь? — обозлено, взбеленился я, находясь ещё под впечатлением от своего собственного пробуждения. — Утро уже давным-давно! А ты всё дрыхнешь, лентяй! Опять, небось, бегал к девкам в какую-то из деревень? Смотри, соберутся папаши с кольями, получишь тогда по первое число. Кобель!
— Вот чуть что, так сразу… Это слово, — попытался, обидится Бертран. — А я его и не заслужил! Ну, разве что самую малость. Да только зачем же этим тыкать в лицо спозаранку? Ну, то есть в полночь, господин?
— Воды принеси, — безнадёжно махнув рукой, приказал я. — Да поживее!
— А что за надобность? — с вялым удивлением поинтересовался Бертран, не делая ни малейших попыток исполнить приказ. — Ты ж вчера только умывался!
— Тащи воду, гад! — всерьёз разъярившись, заорал я. — Не то мигом голову срублю!
Угроза подействовала и мой нерадивый, однако верный оруженосец со всех ног бросился прочь из покоев. Вскоре он появился с медным тазом, вместительным глиняным кувшином и чистым полотенцем, перекинутым через могучую руку.
— Всё как велено, — с весьма редким для него подобострастием сообщил он, но тут же смазал предыдущее вполне благоприятное впечатление, попыткой оставить принесённое на столе, и улизнуть восвояси.
— Куда? — остановил я его грозным окриком. — А кто мне сольёт?
— Пора уже становиться самостоятельным, господин, — неохотно возвращаясь, проворчал Бертран. — Вот мне, например, никто не помогает после пробуждения, приводить себя в порядок.
— Да с какой стати кому то это делать? — не скрывая иронии, изумился я. — Ведь глаза протереть ты и сам сможешь!
— Оскорбительная клевета, господин. Я тоже иной раз моюсь поутру, — нахмурив физиономию, нагло солгал Бертран, одновременно плеская мне на руки струйку холодной воды.
— Кто бы сомневался, — весомо бросил я, и больше уже не отвлекался.
Покончив с омовением по пояс, я разрешил оруженосцу, нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу, отправляться восвояси. Испустив вздох облегчения, тот естественно моментально испарился. А я, решив привести в порядок взлохмаченную шевелюру, взял с настенной полки костяной гребень и подошёл к массивному, дубовому шкафу, под завязку набитому моей одеждой. К одной из его дверей было приделано зеркало. Оттуда на меня посмотрел худощавый, однако широкоплечий, крепкий парнишка чуть выше среднего роста и двадцати пяти лет от роду. Впечатление, как на мой взгляд, портила досадно смазливая внешность: чрезвычайно густые, белоснежные волосы, ниспадающие чуть ниже плеч; большие тёмно-синие глаза; чёрные брови в разлёт; прямой, точёный нос; в меру широкие скулы; нежная кожа щёк, так и не скрытая густым, летним загаром; слегка надменная линия, красиво очерченных губ; и подбородок, решительный, но испорченный маленькой, нежной ямочкой. Нда-а, сии, так сказать, «достоинства», никак не вяжущиеся с устоявшимся образом сурового воина, изначально не могли внушить ко мне расположение других вольных князей, обладавших весьма крутыми, грубыми нравами. Однако я заставил их, себя уважать, противопоставив проклятым «достоинствам» свои иные качества: воинский талант, железную волю, хитрость, граничащую с коварством и несомненную отвагу, признанную даже самыми злейшими врагами. Не сразу это конечно удалось. Но трудные задачи не решаются легко и быстро.
Наспех причесавшись, я натянул на себя пятнистую, маскировочную одежду: штаны и лёгкую, летнюю куртку с капюшоном. Надел удобные полусапожки из тонкой, хотя и чрезвычайно прочной кожи. А затем подошёл к специальной подставке, на которой хранилось моё личное оружие. В его выборе колебаний не было: полутораручный меч, кинжал и невероятно острый, маленький стилет. Первый занял привычное место на спине, в заплечных ножнах, второй был прицеплен к поясу с правой стороны, третий упрятан в левый сапог. Уже покинув комнату, я вспомнил, что не навёл на кровати привычный порядок. Но возвращаться не стал. Говорят это плохая примета. Спустившись вниз, к узкой двери расположенной на высоте пятнадцати ярдов от основания башни, я распахнул её и, скользнув взглядом по сторонам, сошёл по деревянной лестнице во внутренний двор, вымощенный голубовато-серым булыжником. Потом, я направился, пересекая его, в сторону двух башен, охранявших ворота. Возле них, видимо выпустив Рилле и поджидая меня, неспешно прохаживался могучий Тахрат, начальник недавно заступившего караула. Тахрат являлся одним из семнадцати троллей, уже длительный срок служивших в моей Дружине верой и правдой. Конечно, у каждого из них на то имелись свои, не всегда до конца понятные причины. Как впрочем, и у тех же тридцати эльфов с двадцатью двумя гномами. Но как бы там ни было, все они были славные, хорошие ребята, проверенные не единожды в деле и потому достойные доверия. И я им полностью доверял. Этим я тоже ощутимо отличался от других вольных князей, на дух не переносивших близкое присутствие нелюдей. Они относились к ним с величайшим подозрением и ненавистью, считая всех без исключения, исконными врагами рода человеческого. Но, по моему мнению, данное утверждение было в корне не верно, ибо по письменным свидетельствам, сохранившимся до наших дней, во времена Древнего Мира, все народы жили в дружбе и согласии. Разлад пошёл уже после его развала, в последовавшие вслед за ним два века упадка, хаоса, дикости и невежества. В тот жуткий, тёмный период истории, повсюду царило беззаконие и право сильного. Прекращали существование прежде могучие государства. Реками лились кровь и слёзы… Причиной же развала прежнего Мира и его бедственных последствий, была болезнь названная Местью Йара. В первую очередь она выкашивала всех владеющих Магией. А ведь именно на них зиждились тогдашние блага и достижения. Месть Йара свирепствовала три, нескончаемо долгих года, но и сойдя в итоге на нет, она оставила после себя, скверный, прощальный «подарок». В течение последующих двухсот лет, не родился ни один младенец, хотя бы мало-мальски наделённый Магическими Способностями. И почти все бесценные Знания были безвозвратно утрачены… Потом, спустя этот период, в нашем Новом Мире, получившем в наследие от старого прозвание — Одинокий Кит, (по причине характерных очертаний единственного материка, омываемого волнами безбрежных океанов) стали появляться на свет дети, обладающие незначительной Магической Силой, но их было очень мало. И лишь в начале прошлого века, через восемьсот лет после крушения прежней цивилизации, вновь начался постепенный расцвет Магии. Однако вряд ли это могло считаться в целом, положительным явлением, ибо использовалась оназачастую, отнюдь не в созидательных целях. А разрушенных городов, безутешных вдов, плачущих сирот и полей сражений, уваленных трупами, у нас хватало и без применения боевой магии.
— Господин! В долине, и на её границах всё спокойно! — встретил меня кратким докладом, преданно глядящий в глаза тролль.
— Хорошо, Тахрат, — проронил я, проходя мимо. Всё же, прежде чем протиснуться через маленькую, узкую дверцу в дубовых воротах, оббитых толстым, листовым железом, я приостановился и напомнил: — Позавчера минуло два месяца полного затишья. А это странно и не к добру. Возможно… Наши враги затеяли, что ни будь особенное. Так что вы не расслабляйтесь.
— Не сомневайся, господин, мы постоянно начеку! — с горячностью заверил тролль.
Ну-ну, тогда молодцы, — одобрил я. Затем, непроизвольно оглянувшись на главную башню, спросил: — А скажи-ка, кто сегодня дежурит с подзорной трубой на обзорной площадке?
— Эльф Наэрэ, господин, — с готовностью пророкотал Тахрат.
— Вот кому она совершенно не нужна, так это ему, — улыбнувшись, произнёс я. — У него ведь зрение лучше, чем у орла!
— Так положено, господин, — пожав непомерно широкими плечами, позволил себе не согласиться старый служака-тролль.
— Несомненно, ты прав, — посерьёзнев, подтвердил я. — Правила введённые ещё моим дедом, не предполагают исключений ни для кого.
— Верно, господин! — браво вытянувшись, отчеканил Тахрат. — Тому и следуем!
— Да, и вот ещё что… — обернувшись, задумчиво протянул я, уже после того как с лязгом отодвинул стальной засов дверцы. — Передай от меня командиру пограничной стражи Фэйниру, что с этой ночи надо вдвое усилить дозоры. А так же напомни о необходимости заменить всё сено, внутри сигнальных пирамид. Последнее время часто шли дожди и оно наверняка сырое. К чему это может привести, ты сам хорошо понимаешь.