— За мою спину, значит, спрятаться решил? — нехорошо усмехнулся муж. — Нет уж, парень, если решил отпор дать, то стой уже до конца. И разбирайся на равных, тяжелой артиллерией не прикрывайся.
— Да что ты говоришь, в самом деле! — не выдержала та, которую позже назвали Мариной. — Он доразбирается! А если завтра родители этого Вовки в школу придут? Жаловаться? Нас потом — что, к директору? А его в милицию на учет?
— А я и хотел сам, — подхватил сын со слезами обиды в голосе, — а училка начала орать, что меня из школы исключат.
— Вот тогда я в школу и пойду, — жестко ответил муж. — Если они из обычной мальчишеской потасовки дело раздувать начнут, тогда я с ними говорить буду — на равных. С учителями тягаться у него еще нос не дорос.
— Ну, давай, учи его, что когда вырастет, кому угодно хамить сможет, — бросила она в сердцах, проклиная себя за то, что не прекратила этот разговор в самом начале.
— Не хамить, — так же резко отозвался муж, — а отстаивать себя. Он — мужчина, и ему нужно этому учиться. И начинать лучше с простых, незначительных случаев, чтобы знал, что делать, когда ему в серьезном деле поперек дороги станут.
— Вот он мне сегодня и сказал, — прищурилась она, пытаясь внушить мужу, какие выводы может сделать мальчик из его слов, — что когда вырастет, его все уважать и бояться будут. А не будут — он их всех на машине переедет.
— Пусть ее сначала купит, — фыркнул муж. — А если серьезно — насчет бояться не знаю, а вот уважать себя ему придется других заставить. Чтобы и в споре его слушали, не перебивали, и в спину ткнуть не решались. И уважение это в день совершеннолетия к нему — само собой — не придет. Ему придется его добиться. Именно поэтому не буду я никуда бегать и защищать его, но и шпынять его за то, что сдачи дал, тоже не стану.
— Папа, а мне тоже нужно сдачи давать? — подала вдруг голос задумчиво молчавшая до сих пор дочка.
— Да нет, малыш, — улыбнулся муж. — Девочкам драться не к лицу.
— Почему? — обиженно надулась дочка. — Девочек, значит, можно и толкать, и перебивать?
— Ну, зачем же? — удивился муж. — Девочке нужно быть терпеливой и отходчивой. Она должна учиться вести себя так, чтобы никому не хотелось толкнуть ее. А если ее перебивают, значит, не к месту она заговорила, и лучше ей подождать, пока ее услышать захотят. А то начнет кричать в ответ — и вырастет в толстую и злющую тетку.
— А-а, — понимающе кивнула дочка, — как эта тетка сегодня возле подъезда…
— А вот ей, по-моему, и нужно было сдачи дать, — угрюмо буркнул сын.
Муж вопросительно посмотрел на ту, которую позже назвали Мариной. Она неловко заерзала на табуретке. Вот тебе и на — кто же знал, что дети не только поймут, о чем речь шла, но еще и отцу доложат об инциденте. Фраза сына всколыхнула в ее душе теплую волну благодарности — вот оглянуться не успела, а уже защитник подрастает. Но тихий внутренний голос напомнил ей слова мужа о том, что недостойно укрываться позади тяжелой артиллерии. Вот именно — не будет она жаловаться мужу. Уж чем-чем, а терпением и отходчивостью ее при рождении не обделили.
— Мне кажется, сказка уже начинается, — проговорил муж, глянув на часы. Детей словно ветром сдуло из кухни.
— После сказки немедленно готовиться ко сну, — бросил им вдогонку муж, и повернулся к той, которую позже назвали Мариной: — Так что сегодня случилось?
— Так, ерунда, не о чем и говорить, — отмахнулась она, потянувшись за тарелками, чтобы отнести их в мойку.
— Выкладывай, — коротко велел муж, пригвоздив ее взглядом к табуретке. — Если уж дети что-то заметили, значит, скандал случился немалый.
Та, которую позже назвали Мариной, поняла, что отговорками отделаться не удастся. Как всегда. Она рассказала мужу об инциденте в магазине и о том, чем он продолжился во дворе. Она старалась придерживаться только фактов, опустив особо красочные эпитеты и описание своих чувств, а также тот факт, что в скандале фигурировало и его имя — рассказ получился сбивчивым и невнятным.
— Я только очень тебя прошу, — добавила она под конец, не нужно принимать никаких мер. Она — просто такой человек: сегодня покричала, завтра забыла. А если ты вмешаешься, то только масла в огонь подольешь.
— Не буду, — с готовностью пообещал муж. — Не хватало мне еще с базарной бабой ругаться. Но если она не угомонится, обязательно скажи мне — я найду способ заставить ее направить свой интерес в другую сторону.
Она глянула на мужа с благодарностью. Вот, не преминул отметить тихий внутренний голос, никогда не нужно опускаться до участия в низменной перебранке. Нужно уважать свое достоинство, тогда и другие будут относиться к нему с уважением.
— Но, честно говоря, — неожиданно продолжил муж, — больше всего в этой ситуации удивляешь меня ты.
— Я? — захлопала она глазами. — Почему?
— Потому что именно ты постоянно в подобные переделки попадаешь, — объяснил муж.
— Да что я сделала-то? — возмутилась она.
— Ничего, — отрезал муж. — И в этом все и дело. Тебя ничего не интересует, ты ни с одним человеком общий язык найти не можешь. Ты хоть раз задумывалась, почему тебя все вокруг в штыки воспринимают? Ты — необщительная, ты людей с таким скучающим видом выслушиваешь, что с тобой и говорить не хочется.
Она молча смотрела на него, не находя ни слов, чтобы ответить, ни воздуха, чтобы вдохнуть. От обиды ей туго перехватило горло.
— И на работе ты ни к чему не стремишься, — продолжал тем временем муж, — и детей тебе увлечь нечем. Книги не читаешь, газеты вообще в руки не берешь, даже телевизор со спицами в руках смотришь. Все у тебя должно быть правильно; живешь, словно кукла заводная — пружинку закрутили, она и шевелит руками-ногами, пока завод не закончится. А чтобы среди людей свое место найти, знаешь, и изобретательность, и находчивость требуются. И умение расположить к себе других.