Вдруг резкая боль ударила в бедро. Он закричал и открыл глаза. Рядом стоял грузный человек с закатанными по локоть рукавами окровавленной рубашки и в таком же кровавом кожаном фартуке.
– Сэр! – услышал он. – У нас полно своих раненых, а я с французишком копаюсь! Он все равно умрет, с того света вытаскивать людей еще не научились!
Де Грасси с трудом повернул голову, которую, казалось, наполнили кипящим свинцом, и увидел человека лет пятидесяти пяти в богато расшитом серебром и золотом камзоле, заложившего руки за спину.
– Наш пленник очнулся, – выдал тот неприятный смешок. – По крайней мере успеет причаститься, как велит церковь, у священника, а не как мы, мокрой землей, идя в сражение!
– Кто вы? – просипел Филипп. – Зачем вы не дали мне умереть на поле боя?
– Сэр Томас Эрпингем, к вашим услугам!
– Сэр Томас Эрпингем? Командир английских лучников?
– Он самый. Думаете, кого-нибудь еще йомен, решивший отомстить за убитых товарищей, послушался бы? Вряд ли, разве что самого короля. А умереть не дал, восхитившись вашим благородством. Это же надо – отправить с поля боя оруженосца, прикрывая его отход своим телом! Ну и, вы же видели, как я не пощадил вашего рыцаря, а между тем предложили мне сдаться. Очень благородно! К тому же юноша назвал вас бароном – получается, что я пленил барона. Вполне хорошо. Не Бог весть как почетно, но… хорошо.
– А почему вы не пощадили рыцаря?
Сэр Томас побагровел.
– Вас, французов, оказалось слишком много, чтобы следовать кодексу рыцарской чести. Мы отпустили ваших пленных, мы обещали выплатить выкуп, если пропустите нас до Кале, и только ваша гордыня привела к тому, что вы умираете здесь, истекая кровью!
– Я не служу французскому королю, я бургундец.
– Тем хуже. Бургундцы – предатели! Столько времени мы с вами заигрывали! А вы нас оставили – и в самую трудную минуту. И, как бы то ни было, Жан Бесстрашный – все равно вассал французского короля. Пусть и формально.
– Он решил, – еле шепча, ответил Филипп, – что новый друг опаснее старого врага…
– Отличные слова! – захохотал сэр Эрпингем. – Кто это сказал?
– Так… Один египтянин…
– Египтянин? – врач рассмеялся и вытер руки и лоб окровавленным платком. – Сэр, он бредит! Можно я вызову священника, он его причастит – да и дело с концом?
– Нет, Сэдвик! Я не могу даровать храброму барону жизнь, она теперь в руках того, кто свыше, но я могу даровать ему свободу.
– Что вы имеете в виду? – разлепил чугунные веки пленник.
– Вы здесь уже двое суток. Ваш оруженосец далеко не убежал. Он пришел к нам и попросил выдать ваше тело. На поле боя он вас не нашел, наконец, его привели ко мне, я сначала хотел отблагодарить юношу за его стрелу, но чувство христианского смирения взяло верх – я решил вас отдать ему, причем без всякого выкупа: он рассказал, что вы беднее пилигрима. И, понимаете, одержана величайшая победа английского оружия – вас было вшестеро больше! Нет причины мстить – у меня слишком хорошее состояние духа. Наша армия страдала от болезней и недоедания, половина воинов мучилась поносом – многие шли в бой с приспущенными штанами – и что в итоге? Попали в плен герцоги де Бурбон и Орлеанский, графы де О, де Ришмон и де Вандом, прославленный маршал Жан II ле Менгр Бусико. Погибли сам коннетабль Карл д’Альбре, герцоги Алансонский и де Бар, графы Марль и Фокемберк, Гийом де Савез…
– Это же… Это же… А бургундцы?
– Оба младших брата герцога Бургундского – и герцог Брабантский, и граф Невер – погибли.
Де Грасси застонал. Как бы оправдываясь, сэр Томас сказал:
– Герцог Брабантский зачем-то надел чужой плащ, его не узнали, потому и убили. Сам виноват. Вы же пока живы. Но Сэдвик не может остановить кровь, он дает вам день-два. Если вы умрете здесь, вас сожгут вместе с остальными телами. Пусть ваш оруженосец похоронит вас в своей земле.
– Вы думаете, я доберусь до Дижона?
– Я понимаю, что до Бургундии далеко, но я надеюсь на Божью помощь смелому рыцарю. Я вам дам телегу и пропуск. Прощайте.
– Прощайте, – барон поднял вверх слабую руку и заставил себя улыбнуться. Сэр Эрпингем кивнул головой и молча вышел.
– Это его просто совесть гложет, – произнес Сэдвик. – И сам рыцаря в плен не стал брать, и король Генрих, пока длился бой, приказал перебить то ли две, то ли три тысячи пленных французов. Все рыцари возмущены – но что поделаешь…
– Не может быть! – прохрипел де Грасси. – Но зачем?
– Военная необходимость. Боялся, что они ударят ему в тыл. Ладно, советую ехать, пока сэр Томас не передумал. Телега здесь, у ворот, и ваш смышленый оруженосец – тоже. Я вам втер в раны настой, две раны не кровоточат, но с той, что на бедре, я ничего не могу поделать. Позвать вашего юношу?
Голова у барона кружилась, он просто показал рукой – «да».
Врач вышел, раздался свист, в сарай влетел исхудавший Жильбер, упал на колени и прижался лбом к руке барона.
– Ну, ну, будет! – рассердился на юношескую несдержанность Сэдвик. – Я кликну еще людей, да понесли.
Через минуту вошли двое йоменов, взяли раненого за руки, за ноги, вынесли наружу и опустили в набитую сеном телегу.
– Спасибо! – сказал врачу Тарди.
– С Богом! – махнул тот рукой.
Бургундцев долго, несмотря на пропуск, не выпускали из лагеря, наконец, дали дорогу.
День был в самом разгаре, дождь не шел, но все равно чувствовался холод. Барона била лихорадка, он знал, что живым не доедет, и заранее попросил Жильбера все равно доставить его труп в замок. Но Тарди имел другие планы. Раз врачи помочь сеньору не смогли, то ему поможет колдун. И верный оруженосец знал такого колдуна – он встретился их отряду в густом лесу, совсем недалеко отсюда.
У въезда в чащу Жильбер остановился и принялся распрягать коня. Де Грасси как раз впал в забытье и ничего не понимал. Оруженосец взвалил тело поперек животного, сам сел верхом и направил коня в самую чащу – уж теперь дорогу он знал получше крестьянина. Барон на минуту пришел в себя, спросил:
– Кузен, мы где? Что ты делаешь?
– Так надо, Филипп, – чуть не плача, отвечал тот, – так надо, держись…
Уже стемнело, но оруженосец помнил путь. Вскоре они оказались на полянке с хижиной у подножия холма. Он соскочил с коня и забарабанил в дверь.
– Кого принесла нелегкая? – донеслось изнутри.
– Это Жильбер! – закричал он срывающимся голосом. – Жильбер и барон де Грасси!
Дверь открылась, на порог вышел хозяин.
– Что случилось? – с явным неудовольствием спросил он. – Разве вы не обещали оставить меня в покое?
– Слушай, отшельник! Французы разбиты, барон ранен, он истек кровью! А ты говорил, что искусный врачеватель! Помоги, Богом молю!
Хозяин задумчиво почесал бороду.
– Сначала посмотрим, – наконец произнес он. – Давай занесем в дом.
«Ну и «дом», – мелькнуло в голове у юноши. – Не спасет, убью чернокнижника!»
Они затащили раненого вовнутрь, положили на кровать.
– Раздевай! – скомандовал хозяин.
Когда барон оказался раздет донага, врач приказал Тарди развести огонь. А сам принялся ощупывать тело – запястья, шею, поднимал веки, снял тряпки с ран. Жильбер, бросая в огонь поленья, слышал, как чернокнижник бранит работу предыдущего врачевателя. Потом он подошел к шкафу со своими треклятыми склянками, выбрал одну, открыл и стал поливать раны. Жидкость, соприкасаясь с кожей, шипела и испарялась. Филипп вдруг открыл глаза, истошно завопил и вновь потерял сознание.
Оруженосец подлетел к отшельнику.
– Что ты делаешь! Лечи его, а не мучай!
– Если ты будешь меня отвлекать, я тебя выкину вон! – заскрипел тот зубами. – Если желаешь жизни своему господину, не мешай!
Юноше оставалось подчиниться. На раны был вылит еще один пузырек, а содержимое третьего через воронку, которую Жильбер самолично просунул барону между зубов, было влито в рот. Хорошо еще, что раненый темную жидкость проглотил, не захлебнулся. Чернокнижник сидел рядом с бароном, держа того за руки. Тарди заметил, что у больного стали дергаться веки и порозовела до того бледная, с синевой, кожа. Увидел это и сам отшельник. Он повернулся и сказал: