- Не, здесь должны быть, - ответил Лужин. - Я сюда не далее чем третьего дня заезжал. Если не в хате, то в смолокурне должны быть. Это там, - показал он рукой на деревья, возвышавшиеся за убогой хижиной, - в лесу, шагов триста. Эй, Архип, открывай ворота, встречай гостей!
Прошло еще с пару минут прежде чем скрипнула дверь, и в образовавшейся щели блеснул настороженно смотревший на прибывших человеческий глаз. Спустя мгновение дверь отворилась, и на пороге появился кряжистый черноволосый мужик в измазанной смолой холщовой рубахе и залатанных портках. За его спиной, почти упираясь головой в притолоку, возвышался рослый румяный парень с торчащими во все стороны русыми кудрями. В руках хозяина был зажата здоровенная суковатая дубина.
- Ты что, Архип, не признал, чай, посланца государева? - с усмешкой спросил поручик оторопевшего смолокура. - А я вот заглянул к тебе на огонек, да еще не один, а с сотоварищами. Приютишь на денек, али как?
Хозяин отставил в сторону дубину, разгладил жилистой ладонью свою густую спутанную бороду, и, степенно поклонившись, сказал:
- Добрым людям мы завсегда рады, а государевым воинским людям особливо. Прости, ваша милость, что ждать заставил. А я уж думал, что ты сейчас далече от этих мест. Время лихое пришло. Не далее чем вчера сила вражья в наших краях объявилась.
- То-то и оно, - кивнул Лужин. - Короля шведского Карла верные псы... Того я и здесь. А со мной, - он показал на Селену и Виктора, - вот эти путники. Шведы у них повозку отобрали, а самих в полон увести хотели, да я вовремя вмешался. Помочь им надобно, укрыть на время.
- Какой разговор, милости просим, - хозяин повернулся к молча стоящему у него за спиной юноше. - Ну что стоишь как истукан, Митьша? Поклонись господам, да проводи их в хату. А вы, господа хорошие, не обессудьте, что у нас все по-простому. Люди мы небогатые, но со всей душой...
- А еще пленник со мной, офицер шведский.
- И его пристроим. Куда прикажешь, ваша милость, - в чулан его схоронить, али в подпол?
Поручик в раздумье поглядел на бледного Пипперброка, связанные руки которого были прикреплены к луке седла.
- В подпол оно, конечно, надежнее...
Архип молча кивнул и сделал знак сыну, но тут вмешалась Селена.
- Нет, что вы...нельзя так. Не надо его в подвал. Он же себя хорошо ведет, смирно. Да и какой от него вред? И устал Аксель не меньше нас.
Полозов устало махнул рукой.
- Черт с ним, поручик, пусть корнета в чулане поместят. Только узлы что б надежные были, а то убежит, неровен час.
Митьша отвел пленника на отведенное ему место, а хозяин повел гостей внутрь своего дома.
Жилище смолокуров особой роскошью не отличалось. Довольно большое пространство в единственной горнице занимала русская печь; посередине комнаты стоял грубый деревянный стол, по бокам - почерневшие от старости лавки. Солнечный свет еле-еле пробивался в маленькие узкие оконца под самым потолком. В дальнем углу, под висевшими на стене образами, тускло горела лампадка. Потолок был так низок, что рослому поручику даже пришлось слегка пригнуться, чтобы не зацепиться шляпой за выступавшие балки.
Лужин широко перекрестился на икону и уселся на лавку, опершись руками на эфес палаша. Его примеру последовали и Полозов с Селеной. Причем девушка сделала это с самым серьезным видом, да еще что-то прошептала, смиренно потупив глаза и уставившись в пол.
"Вот артистка! - мысленно восхитился Полозов. - Ну прямо кающаяся Мария Магдалина! И этому их там в двадцать четвертом веке учат что ли? Хотя - не мудрено. Она ведь все-таки историк, хоть и будущий, да еще готовится к экспедициям во времени. А может и там, триста лет спустя, люди верят во что-то такое, мало ли чего..."
- Вы, верно, устали с дороги? - поинтересовался между тем Архип. - Можно, если господа пожелают, и баньку истопить. А пока прошу откушать, чем Бог послал...
Пища действительно была скромная: колючий черный хлеб из муки грубого помола, домашний квас, каша и квашеная капуста. Правда поручик сбегал на двор и принес залежалые в седельной торбе припасы: кусок копченого окорока килограмма на полтора, ржаные сухари да оплетенную флягу, в которой, по его словам, еще было немного голландского грога.
Обедали молча - слишком велика была усталость от пережитого нервного напряжения. Лужин поначалу пытался шутить, стараясь развлечь Селену, но, увидев, что голова девушки все чаще и чаще бессильно склоняется набок, сразу посерьезнел и притих. Хоть ему, очевидно, и хотелось побольше узнать о людях, которым он взялся помогать, на свою голову, но, видя, что и Полозов чувствует себя не намного лучше Селены, с расспросами решил повременить.
Не забыли и пленного корнета. Поручик лично отнес ему в чулан большой ломоть хлеба с ветчиной, тарелку каши и жбанчик квасу. После этого смертельно уставшие Селена и Полозов расположились в сарае, в охапках душистого сена, а Лужин, заявивший, что он нисколько не устал и в отдыхе не нуждается, вызвался нести охрану.
Спустя несколько минут Виктор и девушка уже спали без задних ног, а поручик, прикрыв их своим широким плащом-епанчой, подкинул сена коню, и расположился на крыльце, где занялся чисткой оружия...
Полозов откинул в сторону полу плаща и резко встал на ноги. Отряхнул брюки от приставших к ним соломинок и, подойдя к двери, распахнул ее наружу. Предзакатный солнечный свет ударил в глаза, а легкий ветерок принес запахи лесной хвои, смолы и дыма. Стоял прекрасный теплый вечер, один из тех последних сентябрьских вечеров, которые еще напоминают о уже прошедшем лете, а впереди долгие месяцы ненастья и холода, унылой промозглой осени и зимней стужи.
А на поляне перед домом развернулось целое представление. Под аплодисменты и одобрительные возгласы сидевшей на крыльце Селены, Лужин демонстрировал свое умение владеть клинком. Для удобства он скинул кафтан и камзол и остался в белой полотняной рубахе. В сторонке, возле колодца, скромно примостился Митьша.
Виктор облокотился об подпиравший крышу сарая столб и с большим вниманием начал наблюдать за упражнениями поручика. Судя по тому мастерству, с каким драгун обращался с холодным оружием, было видно, что вояка он старый и многоопытный. Самое интересное наступило тогда, когда Лужин взял в левую руку трофейную шведскую шпагу, и начал вольтижировать обеими руками. С ногами, расставленными на ширину плеч, поручик с такой скоростью крутил "восьмерки" и "мельницы", что лезвия клинков, казалось, превратились в легкий серебристый туман, а сам Лужин в этот момент напоминал стоящий на взлетной полосе двухмоторный транспортный самолет, с вращающимися на холостых оборотах винтами.
Да, много надо было труда положить офицерам и солдатам созданной царем Петром молодой российской армии, чтобы на равных противостоять прошедшему огни и воды и закаленному во многих войнах противнику. В жару и холод, будни и праздники, оттачивали они свое мастерство, дабы потом с честью пронести славу русского оружия через века. И сейчас, глядя на здоровяка-поручика, Полозов как никогда проникся уважением к своим суровым предкам.
Примерно подобное чувство в тот момент наверняка испытывала и Селена, не сводившая с Лужина восторженных глаз. Похоже, страсть к науке побежала, и испуганная растерявшаяся девчонка, попавшая в экстремальную ситуацию, постепенно превращалась в стойкого, уверенного в себе ученого-исследователя.
Увидев вышедшего из сарая Полозова, поручик прекратил свои упражнения, воткнул в землю шпаги, и направился навстречу Виктору.
- Проснулся, сударь? Как почивать изволил? Мы уж, ты прости, будить тебя не стали.
- Да спасибо, поспал немного. А вы тут, я гляжу, времени зря не теряете.
- Вот, решил размяться малость. А ты, сударь, не желаешь попрактиковаться? Могу кампанию составить. Я, если по совести, никак не могу забыть, как ты того шведского драгуна на шпагу нанизал. Опять же - манира у тебя в фехтовании мне незнакомая. Да и шпагой владеешь, вроде бы, как и уверенно, но только словно в руках ее давно не держал.