Виктор посмотрел на стоящего против него Лужина и невольно улыбнулся. Чувствуется в поручике профессионал, ничего не скажешь! Ведь сразу, с первого взгляда приметил, что он - Полозов, в принципе, клинком владеть может, да вот только давно за это дело не брался. А что если, правда, попробовать? Нет ведь сейчас ни автоматических пистолетов, ни легендарного "Калашникова", ни громкоголосых установок "Град", ни танков, ни машин. Нынешнее огнестрельное оружие примитивно и громоздко, и выживает тот, кто виртуозно владеет клинком - палашом, кинжалом, шпагой. И тут сейчас дело пахнет не книжной и киношной романтикой, всякими там тремя мушкетерами, капитаном Бладом да неунывающим Фанфаном-тюльпаном, а очень дорогой ценой, ставкой в которой может быть и жизнь, если не суметь постоять за себя.
- Ну что ж, - сказал он вслух, - не ошибся ты, поручик! Давненько мне в руки шпагу брать не доводилось, да жизнь, вот видно, заставила! Поэтому уж прошу тебя, помоги забытое вспомнить.
- Изволь, сочту за честь! - Поручик выдернул из травы шведскую шпагу и бросил ее Полозову. Тот без особого труда поймал ее за рукоять. - Не побоишься на остром клинке экзерцицией заниматься? Если что, то можно для начала лезвие защитить...
Виктор взвесил оружие в руке. Конечно, спортивная рапира гораздо легче, да и короче, но, тем не менее, метровая шпага была прекрасно сбалансирована и удобно лежала в ладони. Он сделал несколько пробных выпадов, а затем резко рассек, словно разрубил, перед собой воздух крест накрест. Размял, как когда-то на тренировках, плечевой пояс, поработал кистью, потом сбросил на траву камуфлированную куртку и встал в стойку.
- Ну что ж, начнем!
Тут, надо сразу признать, Полозову пришлось попотеть так, как он не потел даже в лучшие годы занятий в юношеской спортивной школе. Поручик, казалось, был неутомим и, плюс ко всему, фехтовальщик оказался отменный, тянувший, по современным меркам, минимум на звание мастера спорта. Лезвие его палаша постоянно грозило Виктору, заставляя последнего уходить в глухую защиту, без всякой надежды на выигрыш. Это было не легкое и изящное спортивное фехтование, нет! - это была крайне жесткая и стремительная методика ведения боя, благодаря владению которой человек, живущий и сражающийся в эту грозную эпоху, мог рассчитывать на то, чтобы выжить.
Пару раз Лужин делал хитрые, незнакомые Полозову финты, и шпага, казалось, сама вылетала из рук оперативника, отлетая в траву на несколько метров. Он уже, было, хотел бросить это занятие, но Лужин вновь и вновь заставлял его становиться в позицию и начинать все снова. Тем не менее, после нескольких неудач, Полозову уже начали удаваться некоторые премудрости, которые показывал ему драгун. Виктора, как в былые годы, охватил спортивный азарт, и он забыл обо всем...
Глава 8
Слуга государев
Солнце уже начинало садиться, когда, наконец, поручик отступил назад и, отсалютовав палашом, предложил закончить урок.
Выжатый словно лимон Виктор угрюмо кивнул и молча побрел к колодцу. Сбросил ковбойку, вылил на себя ведро ледяной воды - вроде немного полегчало. Словно из-под земли появился Митьша, подавший гостю чистый кусок льняного полотна.
- Славненько размялись, славненько! - приговаривал, отфыркиваясь, словно морж, умывавшийся поодаль Лужин, в котором, казалось, не было ни крупицы усталости. - А ты, сударь, шпагой неплохо владеешь, ой неплохо! Я ж тебя специально проверить вздумал, устоишь, али нет... У нас так в полку далеко не всякий наперво сможет тяжбу такую снесть, а ты сдюжил. Злости, задору молодецкого, боевого, маловато, а так...
Он поклонился Селене, протянувшей ему полотенце, и начал докрасна растирать спину и грудь грубым полотном. Полозов набросил на плечи куртку и, присев на край колодца, стал за ним наблюдать.
Сложен их новый знакомый, надо было сразу признать, отменно. С мускулатурой такой разве в кинобоевиках играть главных героев, от женщин отбою не будет, это точно! Вот и Селена, не гляди, что из будущего, да и то с него глаз отвести не может. И шрамы на груди и на боку не наложенные умелым гримером, а самые настоящие, не иначе как в бою полученные...
- А ты, ваше благородие, вижу меченый, - сказал Полозов, показывая на изуродованный бок и звездообразные метки на правом плече и груди драгуна. - Кто постарался, если не секрет?
- Да какой тут секрет, - отмахнулся поручик. - Когда второй десяток лет в походах да битвах, где ж тут уберечься. Вот это, - провел он рукой по боку, - от багинета шведского, еще под Нарвой, а вот это, - показал он на грудь, - это недавно, при Калише, картечью зацепило.
- А с лицом, с лицом у вас что? - тихо спросила Селена, глядя на Лужина жалостливыми бабьими глазищами.
- Ах, это!.. - поручик скосил глаз в сторону, словно пытаясь разглядеть багровый рубец во всю щеку. - Молод был, неопытен... При Азове конфузия сия вышла, дюжину годков назад. Пошли душегубы-янычары султанские на вылазку супротив нашего редута, ну и пришлось отбиваться, покуда подмога не пришла. Вот один из этих собак мне метину своим ятаганом на всю жизнь и оставил.
- А вы?
- А что я... - усмехнулся поручик. - Я ему - басурману полбашки бердышом снес, мозги наружу. - Он посмотрел на испуганное личико собеседницы, неожиданно засмущался и добавил, натягивая на свои широкие плечи нижнюю рубаху: - Простите, сударыня, за язык мой солдатский. Негоже, конечно, молодой девице про смертоубийства такие говорить. И ты, сударь, прости, коли что не так...
- Да ладно, - отмахнулся Полозов, - мы тоже люди служивые, и не такое слышали, а дама наша историей увлекается, так что ей рассказы твои, я думаю, крайне интересно послушать. И вот еще что... что ты зарядил - "сударь", да "сударь"... Я, конечно, понимаю, по этикету положено, или как, но мы люди не гордые, да и не время, я полагаю, для обхождения. Может, будем, если не возражаешь, конечно, друг к другу попроще обращаться? Меня Виктором Ивановичем зовут, - Виктором, стало быть, а красавицу нашу - Селеной. Она, я думаю, возражать тоже не будет. Не будешь, солнышко? - повернулся он к девушке. Та прыснула в ладошку и быстро-быстро закивала головой, сдерживая смех. - Не будет. Тебя, вроде ты говорил, Егором кличут, а по батюшке как?
- Кузьмой батюшку звали... А супротив того, что ты сказал, я не возражаю. Человек я простой, без всяких там "фу-ты, нуты", а посему так и порешим...
Пришел хозяин, низко поклонился гостям и пригласил отужинать, чем Бог послал.
- Слушай, Егор Кузьмич, - шепнул на ухо Лужину Виктор, когда они подходили к лачуге смолокуров. - А что, хозяйки нет у них?
- Прибрал Господь хозяйку, Иваныч, - так же тихо молвил поручик и перекрестился. - Горячка с ней приключилась пару лет тому по зиме, да и померла в одночасье бедняжка. Хорошо хоть детей на ноги поставить успели. Дочку замуж выдали, на хуторе она жительствует, верстах в тридцати отсель, ну а сын младший Митьша - батяне помогает. Огонь парень, все на войну рвется, да отец не пускает. Вдвоем вот и обитают тут, в лесной глуши. Воевода смоленский у них смолу покупает, для нужд молодого флота российского.
- А что ж они сегодня не работают, праздник какой или выходной?
- Да какой праздник? - отмахнулся поручик. - Шведа окаянного привлечь боятся, вот и весь ответ... Ты заходи, заходи в дом то...
На ужин подали простоквашу и гречневые блины с медом. Блины были изумительны, мед вообще великолепен. Во фляге поручика осталось еще и по чарке для согрева. Селена не удержалась и поинтересовалась - кто занимался стряпней, на что хозяйский сын, потупив глаза, стыдливо ответил, что это его рук дело и научился он этому от покойной матушки. "Ну и хорошее дело, - рассудительно заметил на это Лужин, - и мужику сие дело не помеха. В Европах вот, первые повара не бабы, а мужики. Вот взять, к примеру, Фельтона, - государева повара. Так государь на него чуть ли не Богу молится, ни на шаг от себя не отпускает, а ведь Петр Алексеич толк в хорошей кухне знает, хотя и солдатской трапезой не брезгует, да..."