День седьмой
Алексей решительно отодвинул початую бутылку. От обожаемого женой шампанского уже тошнило. Вчера он ждал Маришу. Очень ждал. По всем расчётам выходило, что шести дней с лихвой достаточно, чтобы обернуться, даже не спеша, до Земли и обратно. Причем, и не пользуясь вовсе временным ускорителем. А если учесть ещё, что спасительница на второй день пути, автопилотом выскочив в самом центре ближайшего к Земле транспортного кольца, просто неминуемо должна была попасть в поле зрения десятков, а то и сотни радаров транзитных судов, то надеяться на помощь можно было уже и в конце второго дня ожидания.
Но Алексей предпочитал не тешить себя иллюзиями. Он заранее отбросил все факторы, могущие помочь его Марише вернуться быстрее. Рассчитал по максимуму. Увы, вчера вечером этот максимум благополучно истёк.
Не узнавая самого себя, поздней ночью, он упился, как свинья. Хорошо, что никто не мог видеть этого, ну, разве только Мартышка. Свою любимую жену Алексей никогда бы так не назвал. Марина, Мариша, Мариночка... Он и не подозревал, что будет так безумно тосковать по ней.
Улетая, Мариша активировала Мартышку - свою биосиликоновую копию. Бедняжка, так была расстроена предстоящим расставанием в конце первой же недели их медового месяца, что Алексею было всё равно: пусть включает, если ей от этого легче. Хотя, он совершенно не понимал эту причуду жены, иметь повсюду прислугу в виде собственных абсолютных копий. Она звала их всех одинаково: Мари, но у Алексея язык не поворачивался именовать холодную, безмозглую куклу именем жены. Эту вот, например, он сразу окрестил Мартышкой. Роботу ведь всё равно, она и на мартышку с таким же энтузиазмом отзовётся.
День четырнадцатый
Алексей глядел на пустую бутылку сосредоточенно ещё минуты три, потом тяжело поднялся, взял её удобно за горлышко и метнул с силой через весь отсек в противоположную стену. Не зря. Действительно полегчало. Под звон битого секла в голове заметно прояснилось. Алексей выпрямил плечи, потянул, затёкшую от долгого сидения спину и потеряв всякий интерес к буфету пошёл из гостиной проч. Гаркнул на ходу, нарочно слишком громко для чувствительных слуховых сенсоров робота, изначально запрограммированного создателями на восприятие и проявление довольно широкого спектра эмоций:
- Хватит дрыхнуть, Мартышка, а ну марш на камбуз хлеб отрабатывать! - и, весьма довольный собой, добавил уже точнее: - Приберёшь в центральной каюте, к одиннадцати принесёшь кофе в мою спальню, обед по расписанию. И чтобы до вечера я тебя потом не видел!
Мартышка проскользнула мимо тенью, скрючившись в три погибели, всем своим видом демонстрируя страх и раболепие перед хозяином. Алексей усмехнулся, неплохо надрессировал, не забыть бы, потом ей мозги обратно вправить. Не дай бог, по возвращению, Мариша результаты такого его воспитания заметит. Вспомнил жену, и настроение разом упало.
Алексей заставил себя пройти мимо их общей спальни, где её разбросанные в спешке вещи, так напоминали о любимой и о трёх первых потрясающих днях их счастливого пребывания здесь. До тех пока система контроля, будь она неладна, не сообщила о катастрофической утечке основного топлива их маленького межпланетного лайнера. Когда и как - сейчас не имело значения, главное - его не было.
В начале их новость вовсе не испугала. Подумаешь, топливо. Корабль высокого класса сборки, поэтому предусматривал обязательное наличие спасательной шлюпки, в данном случае, как раз на двоих. Так что они вначале и не подумали даже о том, чтобы прервать долгожданный медовый месяц.
Собственная база Мариши, в дали от транспортных путей, имела всё необходимое, не то, что на месяц - на год, беззаботной жизни. Алексей ни до, ни после свадьбы ни разу так и не удосужился спросить жену о том, откуда взялось у неё - бедной марсианки такое "сокровище", весьма дорогое, даже по его меркам.
Сама станция совсем небольшая в три жилых и два технических отсека была отнюдь не диковинкой. И отбуксировать её сюда, на окраину системы, мог любой. Другое дело, что она зарегистрирована на полных земных десять лет здесь, как частная собственность. А это уже попахивает приличной суммой, что далеко не всякий может себе позволить. В долгом одиночестве, по неволе, избавившись от сладкой эйфории, в которой он пребывал всё последнее время, находясь рядом с любимой женщиной, Алексей впервые подумал о некотором явном несоответствии в биографии жены, но тут же прогнал крамольные мысли проч. Наивная, добрая девушка - она ведь хотела, как лучше.
Ничего, думал Алексей, две недели - не срок. Даже если Мариша рискнула, таки включить ускоритель и её снесло немного по неопытности в сторону от основных магистралей: всё равно это должно быть не далеко. В пределах солнечной системы трудно долго оставаться незамеченной. Рано или поздно её подберут. Надо ждать, набраться терпения и ждать.
Сам Алексей, в свои тридцать два, давно привык от жизни всё получать легко. Не в прямом смысле, конечно. Он тоже вырос в обычной, ничем не примечательной семье, с той только разницей, что на матушке Земле, а не в колониях. Всего, что он имел сейчас, добился сам. Алексей не считал свою работу, чем-то особенным и уж тем более тяжёлой, поэтому ему всегда было неловко за своё очевидное благополучие перед такими, простыми трудягами, как его Мариша. Но разве он виноват, что правительство оценило его скромный вклад в науку так высоко.
За считанные годы после окончания ВУЗа, тогда ещё очень молодой доктор и подающий надежды учёный, он сделал своё первое открытие в области взаимодействия сознательных и подсознательных процессов в мышлении человека. Правда, как и самая первая, так и все его последующие разработки были тут же засекречены. И результаты их использовались пока только в военных целях да в самых дальних межзвёздных экспедициях. Он не возражал, считая, что правительству виднее. Гораздо больше Алексея интересовал сам процесс, доступ к дорогостоящей аппаратуре и беспрепятственное дальнейшее продолжение исследовательской работы тем более, что она так неплохо вознаграждалась.
Алексей, сам не зная зачем, и с собой взял черновики, да некоторые рабочие заготовки. Заброшенные хозяином, они пылились сейчас на самой верхней полке шкафа, единственного громоздкого предмета мебели в их спальной каюте. Ну, если не считать, конечно, слишком шикарную, с учётом скудной и убогой остальной обстановки станции, кровать посередине.