Зимопись. Путь домой. Веди - Петр Ингвин

Петр Ингвин

Зимопись. Путь домой. Веди

Глава 1. Артемида

«Я остался посмотреть, чем закончится драка, и был избит обеими сторонами». Из показаний потерпевшего на суде в моем мире. Смешно и грустно. А самое плохое то, что это может случиться со мной. Я все еще жив и, если везение продолжится, доживу до момента, когда беляки и люди схватятся по-настоящему – на выбывание, выясняя, кому в будущем править планетой. Здесь, по другую сторону Большой воды, единой силы, что противостояла бы нашествию, нет. Все разрозненны, ненавидят друг друга и даже спасаясь об общей беды продолжают убивать друг друга. У нас так происходило во всех частях света, куда пришли европейцы с цивилизацией и пушками. Враждующие племена не объединялись, знакомый сосед-сволочь (а сосед – он по определению сволочь) всегда был олицетворением зла, и чтобы ему досадить допускалась дружба с любым могущественным злом рангом повыше. Так было и так будет, если люди не одумаются, а они не одумаются, потому что они люди.

Почему американцы – это в основном белые и черные, а где коренные? Индейцев осталось мало. Их счастье, что они вообще остались. «Хороший индеец – мертвый индеец». Древние германцы, приходя на новую территорию, применяли тактику выжженной земли. Земля оставалась, местные жители исчезали. Политика нейтронной бомбы. Бомбу за всю историю ни разу не применили, а этой политике, между тем, – тысячи лет.

«Человек – звучит гордо»? Да, каждый думает так о себе. Ну, и еще о некоторых. Кроме, естественно, соседей, которые, судя по их поведению, вообще не люди. Это касается любых соседей, с кем за сотни и тысячи лет пересекающегося проживания хотя бы раз были взаимные дрязги. А чтобы взаимных дрязг (крови, грязи, взаимных налетов, массовых убийств, отбирания территорий и прочих обид) за сотни лет не было – такого не бывает. «Милые бранятся – только тешатся» – это не про соседей. Не браниться ни милые, ни, тем более, немилые не умеют. Выйти за рамки такой «человечности» надолго не получалось ни у кого. Может быть, беляки правы, и мы – обезьяны?

Но беляк – в том виде, в котором я их узнал – тоже не звучит гордо. Скорее, ужасающе. И вот гордо звучащий, как о себе думаю, я оказался между двух огней. С одной стороны – враги человечества, внешне напоминающие людей всем, вплоть до привычки есть людей, но превосходящие людей возможностями настолько, что к людям их не отнесешь. С другой стороны – те самые люди, для которых конкретный я по разным причинам тоже враг. Здесь, по эту сторону реки, меня убьет любой встречный, чтобы обобрать или из боязни, что я ограблю и убью его. А в стране башен я не имею права на существование по закону, поскольку появился на свет не тем путем (точнее, на том пути оказался не того пола). Все хотят меня убить.

Честно говоря, я согласен даже на смерть, если ради такой цели враги найдут начальную точку соприкосновения и впервые посмотрят друг на друга не как на врагов.

К сожалению для всех и к некоторому эгоистичному счастью для меня, этого не случится. В глобальном масштабе мелкий и незначительный, ничего, кроме проблем, с собой не несущий, я не представлял интереса ни для одной из сторон.

Что делать? Как обычно. Все, что в моих силах, и немного больше.

А пока – выполнять добровольно взятые на себя обязанности раба. Случай изменить ситуацию обязательно представится. А нет – тогда я сам его «представлю». В общем, всему свое время.

В последние дни моя жизнь круто изменилась. Не знаю, как обращались с рабами в древности, но что значит быть рабом, я ощутил на собственной шкуре.

Первые день и вечер, когда Ева отправила меня спать, прошли нервно, я лежал в трех метрах от проявлений животной страсти, примерно равной с обеих активных сторон. Рябой наелся в подполе, а до того тоже не бедствовал, Ева чудесно перекусила сырым мясом. Теперь обоим хотелось других удовольствий.

Еву постоянно что-то не устраивало. Рябой у нее то хилым оказывался, то неумелым, то глупым, то рожей не вышел. Рябой сносил все оскорбления. В какой-то момент он, видимо, разозлился настолько, что не сдержал себя и проявил жесткость. Удивительно, но именно это Еве понравилось. Адам, как она посетовала, себе такого не позволял, а это, оказывается, интересно, и надо повторить, и рассказать новому Адаму.

Сочетание последних слов меня удивило, но голова думать уже не могла, она отключалась при первой возможности. От солнечного света я закрывался локтем, а от звуков, к сожалению, не спасало ничто.

Когда бурные звуки прекратились и раздалось размеренное дыхание, меня это не успокоило, а, наоборот, всколыхнуло. Бежать! Сейчас. Другого шанса может не быть. Я осторожно поднялся.

– Чапа, – раздалось из-за стога, – принеси Еве пить.

Услышала? Почуяла? Или это простое совпадение?

Допускать таких совпадений нельзя, следующее окажется для меня последним.

– Если Ева не возражает, – подал голос Рябой, – то и мне. Делая Еве приятно, ее раб Рябой очень устал.

– Принеси нам пить, – последовала окончательная редакция приказа.

Я поплелся в бревенчатое здание кухни-столовой, оттуда, с найденным кувшином, – к колодцу. Когда вода была доставлена (при этом я старался смотреть в сторону), последовало новое распоряжение:

– Принеси поесть.

Я вновь отправился на кухню. В плане еды там оказалось пусто, пришлось спускаться в подпол кладовки. Не появись у братвы провизия из-за реки, они бы голодали. Или совершили бы налет на соседей.

За мной никто не следил, разнеженные Ева и Рябой развалились во дворе на сене, им ни до чего не было дела. Набирая продукты, я прикидывал возможность побега.

Сотрудничество с беляками, о котором так мечталось, не заладилось. Пусть Рябой с ними договаривается, я умываю руки.

Побег нужно продумать. После того, как Ева на моих глазах прыжком со стены догнала сбежавшего из крепости, надежда на собственные ноги отменялась. Нужна особая ситуация. Либо Еву нужно сильно и очень надолго отвлечь, либо сжечь-обезглавить. Теперь нас, желающих сбежать, двое, и шансы вырастают многократно. Лишь бы не упустить этот момент, когда он возникнет.

Не сегодня. Мне еще отдыхать и отдыхать, чтобы просто вернуться в норму. Сейчас меня, как беглеца, хромой догонит, а нужно играть наверняка, иначе Зарина меня не дождется. Блефовала ли царица, объявляя о некоем сроке, после которого награда за выполненную работу перейдет в свою противоположность? Мне кажется, что стращала для ускорения процесса. Поэтому и точный срок не озвучен, и конкретные санкции не объявлены. «Твоя задача,– было мне сказано, – пройти через портал, вернуться и доложить о нюансах. Успеешь за неделю – награжу, а Зарину восстановлю во всех правах и верну утраченную вотчину. Каждый день задержки отнимет из списка наград что-то хорошее, а в какой-то день – тебе не нужно знать, но в крепости об этом известно – если я не вернусь или ты не отправишься ко мне, к твоим близким будут приняты меры». Это больше походило на блеф. Непреодолимые причины вроде урагана, наводнения или встречи с гопниками дома либо рыкцарями, братвой, беляками и другими невменяемыми элементами здесь отбивали у меня охоту выполнить поручение до конца любой ценой. Царица это понимала. Она будет ждать сколько сможет, а моим близким, между тем, ничего не грозит. И царица понимала, что я это понимаю, иначе она не политик. А она, и это бесспорно, политик, каких поискать.

Большая политика допускает ложь. Очень большая политика подразумевает правду во лжи, выдаваемой за правду. Царица – очень большой политик. Я сделаю так, как она задумала и приказала, даже если не уложусь в срок, но внесу в план свои коррективы.

С кухни я прихватил с собой деревянный поднос, куда накидал всякого-разного, от сухофруктов до сухарей.

На подошедшего меня Рябой вообще не обратил внимания. Ева подняла голову, глянула одним глазом и скривила губы:

– Это что?