Гэлхад при этом кричал так, будто из него вынимали душу.
Анис лишь беззвучно роняла слезы. Неспособная никак помочь, она сидела на коленях рядом с возлюбленным.
А затем все прекратилось. Свет исчез, и Гэлхад замер. Секунда, две, три – ничего не происходило.
– Анис… – внезапно донеслось из недр шлема.
Эхо, которое Анис услышала, на мгновение ее удивило и ужаснуло. Звучало так, как если бы в огромный рыцарский доспех обрядили кого-то, кому тот был велик втрое или даже вчетверо. Впрочем, уже меньше чем через удар сердца волнение сменилось радостью.
Радостью от осознания, что возлюбленный снова с ней.
Она так хотела увидеть его лицо. Провести пальцами по вьющимся волосам, заглянуть в родные глаза.
– Сейчас, подожди, – сквозь слезы улыбнулась мечница. – Я помогу тебе.
Она потянулась пальцами к шлему, но ее руку перехватила латная перчатка. С трудом, тяжело, медленно. Буквально за мгновение до того, как Анис смогла отщелкнуть застежки на кожаных ремнях.
– Нет… не… надо, – очередное эхо от слегка булькающего хрипа. – Не хочу… чтобы ты… видела… таким.
Анис не раз и не два становилась свидетельницей того, как умирают от ран бойцы. Она не была опытным военным или лекарем, чтобы по звуку определить характер раны, но то, что она услышала, не оставляло сомнений.
Гэлхад был тяжело ранен. Настолько, что кровь скопилась уже не только в легких, но и в остальных внутренних органах.
– Тебя нужно срочно к Марнилам! Тетя Доры что-нибудь прид…
Анис потянулась помочь Гэлхаду встать, но латная перчатка не отпускала ее запястье.
– Не надо… – повторило эхо. – Мне… уже… не помочь.
– Что такое ты говоришь?! – Слезы вновь потекли из глаз Анис. – Конечно, я помогу тебе! Ты просто бредишь немного, вот и все…
– Посмотри… через… реку.
Анис замотала головой. Настолько яростно, что ее собранные в пучок волосы разметались по плечам. Она заранее знала, что именно увидит, когда посмотрит на Гэлхада сквозь Реку Мира, но все же…
Она лишь приговаривала:
– Все будет хорошо. – И ее слезы стучали по забралу латного шлема. – Пойдем… поднимайся… все будет хорошо…
– Посмотри! – из последних сил, заходясь в смертном хрипе, закричал Гэлхад… или то, что от него осталось.
Анис посмотрела. Прикрыв глаза, она обратила свой взор к безмятежным потокам Реки Мира. Все сущее было заключено в ее холодные объятья. Все, что когда-либо ходило под светом холодных звезд, да и сами они – все зримое и незримое.
Река Мира была всем, и в то же время она существовала лишь в той тонкой грани, которая соединяла четыре мифических мира. Кто-то даже говорил, что она и была их границей.
Реальность исчезла – ее заменили нити энергий, сплетавшиеся в формы, которые не мог вообразить себе ни один смертный. Ибо представить даже простой камень как невероятно сложную энергию им было неподвластно.
Каждый адепт при взгляде через Реку Мира выглядел как сложная система из энергетических каналов: рек и узлов – врат. Но то, что предстало взору Анис, когда та посмотрела на Гэлхада…
Это было ужасно.
Пугающе настолько, что лишь чудом мечница сдержалась, чтобы не отшатнуться в ужасе от увиденного. Чтобы Дерек ни сделал со своим пленником, он не оставил от него ничего человеческого.
Во всяком случае, живого человеческого.
Боль, которую в данный момент должен был испытывать Гэлхад… Анис не могла себе представить подобные муки.
Латная перчатка, дрожа и шатаясь, поднялась на уровень лица Анис.
– Не… плачь… любовь… моя. – Железный палец вытер слезу на щеке девушки. – Я… хочу увидеть… твою улыбку… в последний раз.
Анис улыбнулась. Сквозь слезы. Сквозь душевную боль. Сквозь бессильное отчаянье, которое пожирало ее изнутри.
Гэлхад смотрел на нее. На черные как ночь волосы и светящиеся изумрудами глаза. Она была прекрасна. Прекрасна в каждом движении длинных ресниц, в каждом вздохе коралловых губ, в каждом изгибе белоснежной кожи и смешливом подмигивании незаметных веснушек.
Те несколько скоротечных лет, которые он провел, держа ее в своих объятиях, были самыми счастливыми в его жизни.
– Мы… победили?
Анис кивнула.
– Ты победил, – прошептала она.
Гэлхад откинулся на спину. Его рука скользнула на живот возлюбленной. Где-то рядом ударила белая молния. Из нее вышли Том, Эйнен с Дорой и Хаджар.
Они рванули было к нему, но тут же застыли. Их взорам предстало то же зрелище, что увидела и Анис.
Гэлхада уже было не спасти. Даже величайшая из магий исцеления не помогла бы сейчас. Просто потому, что она была направлена на сохранение жизни. И невозможно ее сохранить там, где уже властвовала смерть.
На земле лежал не живой Гэлхад, а мертвый. И лишь по какой-то мистической, таинственной причине он все еще не покидал пределов мира живых.
– Друзья… мои, – прошептал он, глядя на лица четырех адептов. – Для меня… было… честью… биться с вами.
Они подошли к нему. Встали рядом и, обнажив оружие, вонзили его в землю. Высшее проявление уважения перед адептом. Высшая почесть, которую можно заслужить в этом мире…
Теперь Гэлхад это понял.
Понял, что счастье было так близко.
Что счастье – было.
И оно было вовсе не в пути развития, вовсе не в силе…
Он посмотрел на возлюбленную, на друзей, которые когда-то были его врагами.
Вот оно – счастье.
– Назови его… назови моего сына… – хрипел он, чувствуя, как длань праотцев уже простирается над ним. – Асмерхэд.
– Асмерхэд, – улыбнулась Анис. – Безмятежная вершина.
– Я… буду… ждать тебя. Но… молю… не торопись… ко мне.
Она еще сжимала латную перчатку, когда то, что заменяло Гэлхаду жизнь, покинуло его тело. Стеклянные глаза смотрели на плывущие по небу безмятежные облака…
Под ними кружили вороны.
В недоумении они смотрели на поле битвы, после которой осталось всего одно тело – все остальные мертвые исчезли прахом, когда погиб Дерек.
Десятки тысяч убитых легионеров и ни одного тела, чтобы опустить знамена перед жаром погребальных костров. Не над кем спеть тризны.
Лишь груды порванных и истерзанных доспехов.
Воинов прошлого и воинов настоящего.
И над ними, блестящими под жарким солнцем, разлетался плач женщины, которая потеряла на войне своего возлюбленного.
Костер к ночи все же сложили. Огромную башню из дерева построили за единственной оборонительной заставой, которая уцелела в битве. Но на ней не было тел. Только доспехи и клинки. Их плавили, отдавая дань памяти тем, кто ушел в битве.
А на вершине костра лежал могучий рыцарь, сжимавший лежавшую на груди секиру.
В руках Анис все еще пылал факел, которым она подожгла хворост под башней. На ее щеках так и не высохли сползающие к подбородку слезы.
Левой рукой она держалась за низ живота.
Хаджар смотрел на нее и понимал, что лишь великая сила останавливала ее от того, чтобы рухнуть под тяжестью душевных ран. Та сила, которую женщина приобретает, когда становится матерью…
Рядом с Хаджаром за столом тризны, который легионерам заменяли сложенные на земле бревна с простой брагой и хлебом, сидели Карейн Тарез, молча пьющий за здравие вояк, Дора Марнил, Эйнен Островитянин, Анетт из племени Шук’Арка и даже Том Динос.
Все они пережили эту битву, прошли предшествующие ей путешествия и теперь провожали в последний путь того, кто уже не мог с ними сидеть…
В ожидании войны, в томительном ее призывании, в тоске по лязгу оружия о доспехи и бою военных барабанов Хаджар совсем забыл, как сильно, как до глубины души и пылающей в ней ярости он ненавидит войну.
Он ждал ее, пожалуй, лишь для того только, чтобы возненавидеть еще больше.
– Хаджар Дархан, – позади, из сумрака и тени, вышла Рекка Геран, – император хочет с тобой говорить. Немедленно.
Хаджар молча достал из пространственного кольца свой старый, побитый ронг’жа. Затертый, помятый, но не забытый.
– Он подождет, – ответил Хаджар и, не обращая внимания на глубокий шок Рекки, тронул струны.