‒ Так, работай и помни: бордель от конторы в одном квартале, за твои оттопыренные уши уже просили, но я отказал. Цени моё великодушие!
Удивлённый отсутствием графа, для бодрости духа включил генератор низкой частоты на полную мощность и побежал сломя голову к дому Модлен. В воротах особняка вдруг осознал, что совершил фатальную ошибку, забыв пульт управления на столике. Ну вот, подумалось с тоской, начинаются неприятности, а я уже почти забыл, как это бывает.
Переполненный злостью, и виновница была мне известна, распахнул дверь в гостиную. Взору предстала идеалистическая картина: граф в деталях излагал наши экспедиции перед фатально не постаревшей Модлен, которая с участием психоаналитика вынуждала отвечать на все новые и новые вопросы.
Обер-камергер подчистую забыл инструкции, а с ними и математику за первый класс. Не знаю, как у него дела обстояли с фрейлинами, но в дамочках он не разбирался совсем.
Все нотки участия, так искусно воспроизводимые голосовыми связками прямо с диафрагмы, этот настоящий женский голос, когда звучат низкие чуть с хрипотцой нотки, от которых у мужчин перехватывают дыхание, ‒ всё это было отработано Модлен до совершенства ещё на мне. Сейчас она просто развлекалась, вовсе не думая о бедном придворном, который с минуту на минуту начнёт корчиться от боли у её стройных ног. Вполне вероятно, что она и не верила в отравление, а принимала за очередное ухаживание песню импозантного мужчины в дорогом сюртуке из шалона.
‒ Модлен, ‒ обратился с порога, переключая её внимание на себя.
‒ У нас срочное дело, ‒ воззвал к ответственности.
‒ Возьми ключи от машины и банковской ячейки, ‒ побудил к действию, чтобы она посмотрела в сторону искомого.
‒ Я уже договорился, нас ждут, ‒ наврал и отрезал путь к отступлению. Затем взял с комода изящную сумочку и удостоверившись, что ключи на месте, пошёл к выходу. Я по собственному опыту знал, что только прямые приказы в повелительной форме срабатывают, если времени категорически нет!
Да, расслабилась дорогая, потеряла форму, в прежние времена могла заявить: «Тебе надо, ты и отправляйся!» или «Оставь сумочку в покое!». А здесь вскочила и ринулась догонять. Чем я, собственно, и воспользовался, запрыгнув в припаркованный у входа автомобиль. Помахав призывно аксессуаром, я завёл машину и сунул по себя чужие тайны. Это кусок дорогой кожи с застёжкой преодолел за тысячелетия массу эволюций, но основной функции не изменил, ‒ хранить женские тайны.
Модлен хлопнулась рядом, с сердитым видом сложила на груди руки, словно защищаясь от неожиданно ворвавшегося в её размеренную жизнь бывшего мужа. Я крикнул графу, чтобы поторопился и нажал стартер.
Модлен молчала, по-видимому, соображая, что делать в сложившейся ситуации. Мне она точно не доверяла, и было отчего. Но я боялся, что хоть одна, пусть и критически недоношенная мысль, образуется у неё в голове. Нельзя было давать ей думать, и тогда спросил о самом главном:
‒ Как ты тут без меня?
‒ Мы куда едем? ‒ задала она первый идиотский вопрос, как будто неясно было, что в банк.
‒ А ты стала ещё женственнее. Сменила причёску? На вечеринки с танцами ходишь?
‒ Почему ты не дал Антону, своему сыну, денег на университет? – задала она безумно важный сейчас вопрос. ‒ Пришлось заложить папин дом на Огненной земле, а ты знаешь, что он для меня значил.
Стоп. Модлен в обычной манере с места в карьер восстановила прежнюю боевую форму. Приятно осознавать своё магическое мужское обаяние, способное через много лет вызывать настоящую женскую злость. Нет, решил про себя, спать с ней больше точно не буду.
‒ Готов, готов сразу и навсегда все возместить, помнишь, холостяцкую квартиру в Париже, могу оформить дарственную. Но, насколько я знаю, Антон успешный архитектор и у него нет нужды в средствах, ‒ по привычке сделал калитку в своих обещаниях для военного манёвра.
‒ Тогда едем к нотариусу, а затем в банк, ‒ Модлен с хваткой женщины, не обременённой комплексом матери Терезы, решила ковать железо пока светиться.
‒ Милая, всей душой стремлюсь расстаться с недвижимостью во Франции, но есть маленькая такая причина, которая помешает стать бездомным прямо сейчас.
‒ Так и знала! У тебя всегда есть отговорки, выкладывай, что нужно. Просто так ты и малярийного комара газетой не прихлопнешь.
‒ Противоядие! Его сиятельство граф, наверняка, успел рассказать.
Весь диалог происходил под шум от покрышек, рвущих асфальт на скорости 185 км в час, которые я выжимал из Duesenderg J Convertible Coupe SWB by Murphy 1931 года, оставленного в гараже после развода. Теперь хотелось разбить раритетную машину, лишь бы Модлен не протирала кузов по утрам фланелевой тряпочкой для мебели, забывая проверить уровень масла в двигателе.
‒ А зачем? Я так и не поняла. Вы что отравились? И давно? И что теперь делать?
Вот всегда поражался дамской логике. А что, имеет кардинальное значение, когда это произошло, если противоядие не ждёт, или это для разговора? Ну почему бы не поболтать! А вот насчёт вопроса: «Что делать?» ‒ здесь и маститый профессор по клинической психиатрии разведёт руками.
‒ Надо, ‒ ответил с суровым лицом, начиная закипать и совершенно при этом напрасно.
‒ Ты почему со мной так разговариваешь? Останови машину, никуда я с вами не поеду, ‒ тут же отреагировала она на моё раздражение с обиженным лицом.
‒ Модлен, если я умру, а это может произойти прямо сейчас, то не видать тебе квартиры в Париже никогда.
На улицах стояла та особенная тишина, когда бриз только собирался с силами, чтобы переменить направление и начать дуть с моря. При розовом свете занимавшегося восхода было видно, что подпрыгивающий на заднем сиденье с абсолютно белым лицом Модест Алексеевич держится из последних сил, явно намереваясь упасть в обморок,
‒ Ему дурно, ‒ заметила Модлен, посмотрев в зеркало, ‒ Надо срочно отвести твоего вельможу в больницу. Не хочу за него отвечать.
‒ Дорогая, сейчас обоих повезёшь, но не в больницу, а в морг. Всё, мы приехали, звони директору банка, чтобы нас пустили к ячейке.
‒ Сразу поняла, что это глупая затея! И нотариуса мы сейчас не найдём. Ты пораньше не догадался приехать? Как только увидела шар плазмы в окне, сразу подумала: без неприятностей не обойдётся. Как мне это все надоело. С тобой всегда так!
Я схватился за живот и начал энергично вырабатывать из остатков слюны пену на губах, не забывая при этом про сумочку. Интересно было до чёртиков, чем она там так дорожит, что брыкается в половину от обычного. Хорошо, что ещё без истерик с обязательными слезами безутешного горя. Меня прямо так и распирало от нездорового любопытства.
Модлен все-таки взяла трубку в автомобиле и набрала номер:
– Господин директор, я понимаю, что ещё очень рано. Вы ещё не завтракали, наверное, но дело срочное! У меня в машине умирает от яда обер-камергер Модест Алексеевич Штюрм! Противоядие в банковской ячейке. Дайте распоряжение впустить. Как не можете? Какие правила? Они сейчас умрут. Кто они? Здесь ещё мой бывший муж Ленар, знаменитый импресарио. Ну, да, да. Подлец редкий! Талантливый! Спасибо!
Откуда только у бедной женщины взялись силы. Она первым делом потащила из машины к крыльцу меня (почти 80 кг. живого веса), но я так вошёл в роль, что мне и взаправду стало нехорошо. Вот лишний раз убеждаюсь, что все болезни от головы. Модлен ударила её затылком о тяжёлую дубовую дверь, которую торопливо распахнул охранник банка, что я тут же потерял сознание.
‒ Что с этим делать? ‒ пришёл в себя от пощёчины. Модлен держала в руках две ампулы с противоядием и шприц.
‒ Введи целиком внутривенно сначала графу, потом вторую мне, ‒ выдал инструкцию, и закрыл глаза, чувствуя головокружение.
‒ А больше нет? ‒ вздрогнул от крика. Надо мной склонилась женщина с опухшим от слез лицом и осколками раздавленной в пальцах ампулы. Такое бывает, если в спешке плохо подпилить головку.
‒ Откуда, душа моя. Их было всего две. Можно без обычной наивности спрашивать, ‒ упрекнул по привычке, ещё не понимая, что меня только что лишили последней надежды. – Порезалась? – заботливо спросил расстроенную женщину с каплей крови на кончике пальца. «Красиво помираю, ‒ вдруг подумалось, ‒ контракт заключил, вельможу спас!».