– Моя душа принадлежит моей госпоже, – вдруг севшим голосом ответил Тиен. – Она принимает решение, казнить или миловать своего пса. Но, даже подыхая, пес остается верен своему хозяину. Моя преданность неоспорима.
Альвия вернулась к риору, вновь ухватила его за подбородок и заставила склониться к себе. Ее пытливый взор некоторое время изучал глаза высокородного. Он молчал и ждал, что скажет лиори. Но она так и не произнесла ни звука. Выпустила лицо мужчины из захвата и вернулась к столу. Присела на его край и поманила риора. Высокородный приблизился, однако новых попыток обнять госпожу не предпринял, понимая, что минуты откровений закончены.
– Ты старший над моей ратью, Тиен, – Альвия провела ладонью по поверхности стола, затем сжала его край и подняла взгляд на Дин-Таля. – О чем говорят мои воины, каковы их помыслы? Ходят ли опасные разговоры? Не обленились ли они за время мира и покоя, царящее в Эли-Борге?
Высокородный склонил голову.
– Ваши воины всегда готовы к войне, лиори, – ответил он.
– Меня волнуют пограничные крепости. Давно ли ты проверял их?
– Мою госпожу что-то тревожит? Слухи, донесения? По моим сведениям, которые я получаю два раза в месяц, нареканий нет. Дозоры исправно объезжаю границу, воины не разнежены, их дух силен. Стычек с горцами не происходило уже давно…
– Это-то и смущает, – задумчиво произнесла Альвия. – Еще и это посольство. И его глава, – последнее слово вышло резким, и чело лиори опять помрачнело. – Разошли по крепостям гонцов, Тиен, пусть будут внимательней.
– Да, лиори, – риор прижал ладонь к груди и поклонился. – Я могу быть свободен, или есть еще повеления?
– Пока всё, – ответила Перворожденная. – Ты можешь идти.
Бросив на госпожу последний взгляд, высокородный удалился, и Альвия вновь осталась одна. Сейчас, когда никого рядом не было, она позволила себе ссутулиться, опустила голову и закрыла глаза. Перед внутренним взором Перворожденной встала арена, где всегда тренировались воины. В Борге имелось несколько арен, и одна из них была отдана юнцам, за которыми смотрели наставники…
– Али! Али уходи! Али, не поддавайся, он заманивает, Али!
Юная Альвия вскрикнула и упала на спину. Над ней склонился риор, превосходивший ее возрастом всего на пару лет. Его темно-медные волосы были собраны в хвост, на раскрасневшемся лице выступили капли пота, и глаза лихорадочно сияли азартом схватки. Губы риора кривились в ухмылке. Острие меча юноши упиралось в грудь Перворожденной, клинок девушки, выбитый из ее рук противником, лежал на расстоянии вытянутой руки.
Альвия скосила глаза на узкий меч, после вновь посмотрела на риора и улыбнулась ему… А в следующее мгновение оттолкнула рукой его меч, порезав ладонь, сбила юношу на землю сильным ударом ноги под колени, и перекатилась к своему оружию. Тут же схватила его и вскочила на ноги, опять готовая к схватке.
– Загляделся на красивые глазки, Райв? Умница, дочь!
Лиор смеялся, не скрывая издевки над незадачливым юнцом. Альвия приподняла уголки рта, обозначив улыбку, и риор, сжав губы, бросился на нее, не желая сдаваться. Мечи скрестились, оповестив всех, кто находился на арене, что схватка возобновилась. И вновь зазвучал голос лиора. Его указания были сухими и четкими, словно удары хлыста. Наставник юного риора вторил Перворожденному, направляя подопечного. На арене не было поблажек, никому и никогда. Всегда равное отношение, всегда жестко, порой жестоко, но из юнцов отковывали воинов, которые шли до конца, забыв о ранах и боли.
И лиор так воспитывал дочь. В учебных схватках для нее не доставали деревянных мечей, чтобы не поранить девочку, палки были забыты с десяти лет. Альвия была на равных с мальчиками, теперь юношами, и когда острая грань скользила по ее телу, Перворожденная лишь сильней стискивала зубы.
– Я готов признать поражение, – вдруг негромко произнес ее противник.
Девушка вскинула взгляд на его лицо, но юноша смотрел на изрезанную ткань рубашки на ее предплечье, и на кровь, выступившую из неглубоких порезов. Он жалел ее, и Альвия это осознала. Глаза Перворожденной сузились.
– Тебе жалко меня, Райверн?
– Не хочу делать тебе больно.
Она опять улыбнулась, с холодной насмешкой. И, пользуясь тем, что он стал невнимателен, ударила локтем в лицо. Из разбитого носа риора потекла кровь. Он мазнул по лицу тыльной стороной ладони, посмотрел на алую дорожку и усмехнулся. Альвия поддела острием меча его подбородок и заглянула в глаза:
– Каждый воин – это клинок в ладони лиора Эли-Борга.
– Да, Перворожденная, – ответил юный риор, не пытаясь избавиться от острия, упершегося ему в горло.
– Мой господин! – крикнула Альвия, продолжая глядеть в глаза Райверна. – Схватка не окончена. Клинок затупился, его следует заточить заново.
Лиор приблизился к ним, с интересом посмотрел на юношу и усмехнулся:
– Ты вдруг разглядел, что моя дочь – женщина? Не так ли, Райв?
– Я всегда знал это, мой господин, – вдруг охрипшим голосом ответил риор.
– Знать и видеть – не одно и то же, мой мальчик. Отпусти его, Али. Ты права, этот клинок требует заточки. Схватка будет продолжена через два дня.
Альвия опустила меч, развернулась и направилась вслед за отцом, но через пару шагов обернулась, Райверн провожал ее пристальным взглядом…
Лиори криво усмехнулась, возвращаясь мыслями в свой кабинет, подняла голову и расправила плечи. Мгновение слабости минуло. Перворожденная отошла от стола, провела ладонью по бедру, словно хотела погладить свой меч, после вздернула подбородок и направилась в коридор. Литы отступили от стены и пристроились за своей госпожой, готовые сопровождать ее хоть на край света, хоть к Пропасти Архона со всеми ее мерзкими чудовищами.
Однако Альвия не собиралась так далеко, она направлялась в трапезную залу, где уже собрались ее приближенные, пришло время завтрака. Лиори не любила этого сборища, но традиция была старой, и правительница Эли-Борга не собиралась ее упразднять из собственной прихоти. Такие мелочи вообще мало волновали Перворожденную, у нее были заботы поважней. Но эту обязанность исполняла исправно, не собиралась отступать от установленного обычая и сейчас.
Когда лиори вошла в трапезную, приближенные дамы и риоры уже стояли у своих стульев, пустовало только два места: самой Альвии и Тиена Дин-Таля. Придворные согнулись в поклонах, Перворожденная приподняла уголки губ, обозначая улыбку:
– С наступлением нового дня, высокородные риоры и благородные лейры Эли-Борга. Вы можете занять свои места, приятного насыщения.
После этого знать заняла предназначенные им стулья. Лиори села во главе стола, снова посмотрела на пустующее место Дин-Таля, но отправлять за ним никого не стала, она знала, чем сейчас занимается высокородный. Оглядев лица придворных, Перворожденная поманила к себе слугу.
– Как прошла ночь? – спросила лиори, ни к кому не обращаясь.
– Ночь была спокойной, – ответила одна из дам, слабо улыбнувшись. – Как вам почивалось, лиори?
– Благодарю, без кошмаров, – произнесла Альвия, вновь бросив взгляд на дверь.
Сложно было признать это, но присутствие Дин-Таля стало для Перворожденной чем-то сродни ощущения покоя и надежности. Его лица и взгляда, наполненного затаенным чувством, Альвии не хватало. Эта мысль заставила женщину нахмуриться, и тут же тихий разговор, начавшийся было, прервался. Придворные чутко улавливали настроение госпожи, зная, что она может быть резкой, и принятого даже в запале решения, не меняла.
– Ирэйн.
– Я здесь, лиори.
Альвия перевела взгляд на девушку, сидевшую по левую руку. Их разделял риор Дин-Вар. Девушка показалась Перворожденной рассеянной, и лиори внимательной вгляделась в нее.
– Ты здорова?
– Немного болит голова, лиори, – ответила Ирэйн. – Возможно, я простыла, когда вчера вечером вышла на крепостную стену без накидки.
– Ты призывала Ферима?