Все это Надир ир-Дауд сообщил Раэну еще пару недель назад, недвусмысленно дав понять, что уж его-то к нежелательным спутникам не относит. Совсем не относит! И душные летние ночи было бы куда интереснее и приятнее проводить вместе, например, за чтением стихов или дружескими беседами… Раэн, упорно не понимая намеков, посочувствовал и предложил снотворное. Если бы еще этим все и закончилось!
– Не думаю, что вашему дяде понравится такая непочтительность с моей стороны, – вежливо отозвался целитель, незаметно озираясь в поисках джандара.
Тот вроде бы тронулся в их сторону, однако слишком медленно.
Надир, подобравшись почти вплотную, слегка натянул поводья, заставляя коня умерить шаг, чтобы не обогнать кобылку спутника. Теперь они ехали так близко, что Раэн невольно дышал тонким сладким запахом от одежды ир-Дауда. Наряды, пренебрегая дорожными неудобствами, тот менял ежедневно, а узлы и сундуки с личными вещами племянника наиба составляли изрядную долю всей поклажи каравана.
– О, дядюшка прекрасно разбирается в людях, – парировал молодой высокорожденный. – Уж он-то успел оценить вас по достоинству. Благородную кровь не спрятать!
– В самом деле?
Раэн неопределенно пожал плечами, добавив холода в тон, но пронять Надира подобным пустяком было невозможно. В ответ он только улыбнулся, откровенно ловя взгляд целителя своим. С первых мгновений знакомства Надир свято уверился, что Арвейд Раэн, бродячий целитель с Запада, не тот, за кого себя выдает. Нет, в его целительском искусстве он не сомневался, но держался совсем не так, как подобало бы наследнику одного из знатнейших родов шахства с безвестным бродягой.
И дело тут было, пожалуй, не только в том, что Раэн видел в зеркале. Похоже, наградив наследника рода ир-Дауд завидной внешностью, боги, расщедрившись, не пожалели и ума. В определенной проницательности обаятельному бездельнику никак нельзя было отказать. В упорстве и любви к загадкам – тоже. А джандар ир-Нами, способный одним суровым взглядом пресечь прозрачные намеки харузца, как назло был еще далеко…
Раэн вздохнул. Если племянник наиба и страдал от бессонницы, то как-то незаметно. Ни кругов под глазами, ни тусклости кожи, ни усталости в осанке и движениях. Молодой ир-Дауд выглядел образцом здоровья, физического и душевного. И был столь настойчив, что Раэн всерьез подумывал кинуть на высокорожденного легкие чары, отбивающие охоту к плотским удовольствиям. На время, конечно! Останавливало, что знак храма Света, подтверждающий мастерство целителя, был еще и гарантом законопослушности. На такие чары он бы незамедлительно отозвался как на банальную порчу, изменив цвет. Ломать же встроенную жрецами-магами защиту было сложно, долго, а на глазах спутников и подавно не вышло бы. Так что приходилось терпеть. И сожалеть, что такую настойчивость ни разу не проявила какая-нибудь симпатичная служанка или дочь мелкого чиновника из очередного пограничного городка.
– Мне сказали, что к вечеру доберемся до постоялого двора, – продолжил Надир. – Полагаю, вы не меньше меня мечтаете о мягкой постели?
– Скорее о паре ведер воды, – невольно улыбнулся Раэн.
– Само собой! – с воодушевлением подхватил Надир, как бы невзначай задевая шелковым рукавом пальцы Раэна. – Купальня, чистые простыни и никакого дыма от костра. Разве мог я подумать в столице, что это станет пределом моих желаний? Почти пределом… Знаете, я так устал от надоедливой опеки и лишних взглядов. А вы?
Раэн, сильно сомневавшийся, что на постоялом дворе в степи найдется купальня, едва не расхохотался. Ну конечно! Сначала купальня, потом мягкая постель с чистыми простынями… И никаких лишних взглядов! Здесь, на Востоке, среди богатой знатной молодежи подобные связи – дело обычное. А племянник наиба хорош собой, неглуп и забавен. Только вот никак не может понять, почему бродячий лекарь отказывается от подобной чести? Хорошо хоть денег не предлагает, хватает то ли ума, то ли порядочности. Разумеется, Раэн не собирался становиться игрушкой загоревшегося к нему интересом юнца. Вряд ли ир-Дауду-старшему это понравится, не говоря уж о главной причине. Той, по которой именно с Надиром следовало быть осторожнее.
– Кстати, – небрежно бросил Надир. – Вы как-то говорили, что можете дать мне снотворное.
Смотрел он как раз в этот момент мимо, на подъезжающего джандара, до которого еще было шагов двадцать. И говорил негромко, без обычной кокетливой полуулыбки.
– Разумеется, светлейший, – отозвался Раэн. – Вас все еще мучает бессонница?
– Бессонница? Нет, это другое… Снится какая-то мерзость.
– Мерзость? – переспросил Раэн мягко.
Похоже, джандар все-таки не вовремя. Что-то не то с молодым ир-Даудом. И все его обычные заигрывания – маска, вон как напряжены плечи.
– Господин ир-Дауд, что вам снится? И как давно?
– Какая разница?
И тон резок непривычно. А джандар совсем близко…
– Мне нужно знать, чтобы приготовить лекарство. От разных кошмаров помогают разные средства.
– Не помню, – еще тише проговорил Надир. – Совсем не помню. Только просыпаюсь от страха. Уже ночи три или четыре подряд…
Лицо приблизившегося Хазрета ир-Нами ясно показывало, что он думает и об избалованном племяннике наиба, и о лекаре, слушающем его бредни. И Надир запнулся, замолчал, надменно выслушивая приказ светлейшего, раздраженно тряхнул поводьями. Но, уже отъехав на пару шагов, обернулся, глянул тоскливо – это он-то!
– Сделайте зелье, Арвейд, прошу вас. Единственное, что я помню и отчего просыпаюсь: во сне меня убивают…
***
Занавески паланкина мерно колыхались в такт шагам, четверо огромных чернокожих носильщиков шагали плавно и слаженно, как один человек. Уроженцам Шайпура, славящегося ростом и силой мужчин, паланкин из высушенного дерева не казался тяжестью. Носить госпожу и пару ее служанок – это не колесо в шахте ворочать, и рабы каждый день благословляли судьбу за счастливую долю. Топ-топ – вбивались ножищи в кожаных сандалиях в мостовую, и при каждом шаге тонкий шелк занавеси подрагивал, мешая уличным зевакам рассмотреть несравненную красоту тех, кто сидел в паланкине. А если у кого-то и возникало желание подобраться ближе и проверить, вправду ли красота столь несравненна, так ненадолго. Шестеро суровых воинов, сопровождающих паланкин с саблями наголо, у кого угодно отобьют охоту к дерзкому разглядыванию.
Впрочем, если бы светлейшей вздумалось откинуть занавеску, позволив городу увидеть свой лик, никто бы ей слова не сказал: дочь рода ир-Дауд вольна в поступках. На то и едут рядом с паланкином полдюжины джандаров, чтобы госпожа могла исполнить любую прихоть, не опасаясь за свою честь и безопасность.
– Как душно сегодня, – молвила Наргис, откидываясь на подушки.
– Потерпите, изумруд наших сердец!
Мирна взяла веер из страусовых перьев и принялась усердно обмахивать Наргис.
– Скоро приедем в баню, – подхватила Иргана. – Там прохладная вода обрадует ваше тело и успокоит душу.
Служанки еще щебетали что-то, но, увидев, что Наргис прикрыла глаза, почтительно замолчали. Глупышки, но усердные и преданные, с ног сбиваются, не зная, чем еще порадовать. Только день не задался с утра, и напрасно щебечет крошечная птичка в клетке, подвешенной к потолку паланкина, напрасно Иргана раскладывала лимонный шербет и ягодную пастилу, уговаривая скрасить время в пути лакомством, даже любимый томик стихов, лежащий рядом на сиденье, не манит. Да и то сказать, каждая строка в нем известна наизусть. Заехать, что ли, на обратном пути в лавку почтенного ир-Халиаса? То-то будет рад седовласый торговец, знающий, что Наргис платит любую цену, если книга приглянулась.
Но пока читать было нечего, сладости не манили, а птичку, крикливую, как базарная торговка, хотелось выкинуть из паланкина. Если бы крошечная пичуга могла выжить на воле, Наргис бы ее непременно выпустила – вот прямо сейчас!
Однако любая дорога заканчивается. И когда паланкин остановился во дворе лучшей харузской бани, и сама хозяйка, почтенная Гюльбешекер ир-Фазули, круглой масляной лепешкой выкатилась во двор, всплескивая полными руками и причитая, какое счастье видеть светлейшую, Наргис вздохнула с некоторым облегчением. Она не любила выходить из дома, но любила воду. Конечно, в садах ир-Даудов есть пруды, а в доме – большая удобная баня, но таких огромных бассейнов, как в заведении ир-Фазули, нет нигде. Разве что в Небесном дворце пресветлого государя шаха…