Новейшая оптография и другие занятные истории. Сборник рассказов - Игорь Мерцалов

Несколько слов о «Новейшей оптографии»

Всё началось с одного рассказа. Он возник в голове словно ниоткуда, целиком, сразу со всеми персонажами и их нестандартными именами. Впоследствии он стал первой главой романа «Новейшая оптография и призрак Ухокусай». В настоящий сборник я включил его для читателей, не знакомых с романом.

«Обман» и «Спросонское чудовище» продолжают тему. В них у метода новейшей оптографии обнаруживаются неожиданные эффекты и появляется фигура ещё одного обитателя провинциального Спросонска – принципиальный сыщик Заручкин, которому предстоит сыграть заметную роль в последующих событиях.

Если эти рассказы придутся читателям по вкусу, надеюсь, их порадует известие, что оба станут главами романа «Новейшая оптография и Зачарованная Невеста», который я рассчитываю выпустить в 2020 году.

«Упырь на бирже труда» и «Чисто тролльское преступление» могли бы стать прологом и эпилогом книги «За несколько стаканов крови» о молодости упыря Персефония, одного из ведущих героев «Новейшей оптографии». Но в этом случае «Стаканы» сделались бы громоздкими. Так что роман остался цельным произведением, в котором остросюжетное повествование не прерывается ни на минуту.

Рассказы же вполне самостоятельны. Если у читателя возникнет вопрос, что происходило с Персефонием между биржой труда в Лионеберге и мостом троллей в весёлом городе Фрибурже, достаточно сказать, что он совершил короткое, но насыщенное опасностями путешествие по стране, пережившей гражданскую войну, обзавёлся миллионом, но остался честным малым.

А теперь довольно предисловий – добро пожаловать в мир, где люди живут бок о бок с мифологическими существами, а научная магия стремительно движет прогресс! Начнём со Спросонска…

Новейшая оптография

Щит из пяти составил листов и на круге обширном

Много дивного бог по замыслам творческим сделал.

Там представил он землю, представил и небо, и море…

…В битвах, как люди живые, они нападают и бьются…

…такое он чудо представил.

Гомер, «Илиада»

Смутные сны посещали Сударого в эту ночь, лоскутные – и сплошь какие-то неприятные. То виделось, что сам царь-государь приходит к нему на сеанс, а в ателье пыльно, и половица скрипит, и, вот же подлость, у табурета ножка шатается, так что царю сидеть неудобно, аж корона на бок съезжает, и он её ловит беспрестанно (а всё это, надо сказать, за исключением царя, и наяву место имело). И вот будто бы, протолкавшись меж гвардейцев, которых на каждом углу по паре, подбегает к царю премьер-министр и стенает: невместно, мол, государю в таком убожестве находиться, надо в ателье к мсье де Косье идти; и в гневе едва успевает вскочить царь-батюшка с предательского табурета, который как раз падает, и удаляется, и утекает сквозь пальцы Сударого счастливый шанс: снимок, который мог бы его и озолотить, и прославить, утекает к заклятому конкуренту Кривьену де Косье.

То причудилось, что ему судебный пристав повестку приносит, а в ней сказано, что «г-н Сударый вызывается в суд в качестве обвиняемого по делу об оскорблении чести и достоинства» – не царя, слава Богу, но какого-то тоже важного лица.

То приблазнилось, что собрался он приготовлять новый состав, а в лавке ему серебряного порошку в долг уже не отпускают.

А потом самое досадное приснилось: будто Сударому счета приносят за оба месяца, а у него где-то целая куча золота на столе лежит, только он не помнит, где и на каком, мечется по дому, найти не может, а с приказчиком от хозяина лавки сразу судебный пристав пришёл (тот самый, из сна про повестку), и они говорят: «Всё вы врёте, господин Сударый, нету у вас никакого золота, а ждать нам уже никак невозможно, так что…»

Самый противный сон, честное слово. Главное – правдоподобный до жути (исключая кучу золота). Уж во сне-то, казалось бы, можно от этих мыслей отдохнуть!

А потом солнце ударило в глаза – на миг, потому что штору мгновенно задернули. Раздался воинственный крик, и на Сударого напал упырь.

И это уже было на самом деле.

Молодой оптограф проснулся мгновенно, они покатились по ковру. Упырь был силен, даже необычно силен сегодня, но знание приемов помогло Сударому скрутить его.

– Довольно, Персефоний, – пропыхтел он наконец. – Всё, я уже свернул тебе голову.

– Между прочим, вы дважды укушены, Непеняй Зазеркальевич, – заметил Персефоний, помогая Сударому подняться. – Ну-с, а теперь – за рапиры!

Они прошли в соседнюю комнату, при необходимости служившую гостиной или спортивным залом, сняли со стен рапиры и принялись фехтовать. Упырь быстро набрал преимущество в три укола и, несмотря на все старания оптографа, стойко удерживал фору.

– Силен ты нынче! – признал Сударый. – Хорошо поработал ночью, что-то крупное попалось?

Схваченный полгода назад за бродяжничество и взятый Сударым на поруки упырь, кроме того, что работал в ателье, на общественных началах служил в подотделе по очистке города от бродячих животных.

– Не то слово! Кавказский овчар, да? – похвалился Персефоний, почему-то начиная говорить с акцентом. – Савсэм злой, нэмножка бэшений. Вот такой, да? – показал он щедрым рыбацким жестом и добавил: – Это в талии…

– Фантазёр ты, Персефоний. Ну откуда в современном городе возьмется бродячая кавказская овчарка? Сказал бы хоть: зомби, можно ещё поверить.

– Ну что вы, Непеняй Зазеркальевич, – скривился упырь. – Разве с зомби кровушка в жилах заиграет? Одно слово – нежить… мышами и то скорее наешься. А тут, точно вам говорю, крупная была зверюга.

– Ну, добро. Ты уже отдыхал?

– А мне теперь на ближайшие сутки без надобности, хоть весь день по солнцепёку гоняйте!

– Отлично, тогда проверь запас реактивов и приберись в студии. Проследи, чтобы Переплёт хорошенько подмёл, а то пылища у нас – перед клиентами стыдно.

Упырь занялся делом, а Сударый совершил утренний туалет, оделся в коричневый костюм (собственно, единственный), повязал галстук-бабочку и спустился вниз.

Из студии неслись препирательства упыря и домового Переплёта. Слышалось ворчливое: «Я и костюм гладь, я и всё…»

Насчёт убожества премьер-министр во сне, конечно, преувеличил, но спору нет: обстановка в приёмной бедновата. Стол секретарши, шкаф для верхней одежды, вешалка для посетителей, стойка для тростей, а ещё полупустой стеллаж, который запланирован для альбомов с репродукциями, живые картинки на стенах – вот и всё. Пустовато как-то. Пальму в кадке, что ли, поставить? Фу как глупо…

Вереда уже была на месте. Заметив Сударого, поспешно спрятала что-то в ящик стола и приветливо улыбнулась начальнику.

– Доброе утро, Непеняй Зазеркальевич!

– И тебе утро доброе, Вереда.

В ящике кто-то отчетливо шебаршился, но Сударый сделал вид, будто ничего не замечает. Непозлобина Вереда Умиляевна, студентка-второкурсница, училась на заочном отделении факультета биомагии, получала стипендию и в ателье работала на полставки, а работала очень хорошо, к тому же, была собой миловидна, так что молодой оптограф смотрел сквозь пальцы на её пристрастие к экспериментам на рабочем месте, лишь бы результаты экспериментов не попадались на глаза посетителям.

– Будь добра, загляни, пожалуйста, в астрологический календарь и скажи: сбываются ли сегодняшние сны?

Девушка, оставив попытки щелчками по ящику успокоить сидящий там плод её биомагических упражнений, открыла календарь и объявила:

– Нет, Непеняй Зазеркальевич… Ах, простите, проглядела: у вашего знака – сбываются!

– Прекрасно, – не то просто в воздух сказал, не то попытался внушить себе Сударый, которому после нынешних снов оставалось уповать лишь на то, что царь как будто бы не покидал столицы. – Так, что у нас намечается на сегодня?

Вереда открыла журнал.

– Сегодня, Непеняй Зазеркальевич, у нас удачный день, и не по астрологическому календарю, а по предварительной записи. На десять часов романтический портрет, на десять тридцать и одиннадцать – торжественные портреты в мундирах, из них один – на поле брани. И на три – групповой снимок, фамильный портрет на восемь персон с собачкой.