Эдвард Ли
ХИРУРГИЯ ПЛОТИ
Ищущий
Глаза Бока скользнули вверх.
— Что-то гудит в «хоппере»[1], сержант.
Твои яйца, — подумал сержант первого класса Джон Рубен. Он отпер аварийный сейф позади кабины водителя и достал папку CEIC[2], которая содержала сегодняшние позывные и ежедневные коды.
Как вдруг:
— Виктор-Эхо-Два-Шесть, это Икс-Рэй-Один. Подтвердите.
Бок зафиксировал рацию на переключателе конвертера AN/FRA[3].
— Сержант, кто этот ебаный Икс-Рэй Один? Дивизион?
Рубен проверил таблицу кодирования.
— Это тревога «Корпуса Спасательных Операций Военно-Воздушных Сил». Опять получим какое-то дерьмо от «летунов». Ответь им.
— Икс-Рэй-Один, это Виктор-Эхо-Два-Шесть. Прием.
— Переходим к входящей сетке. Периметр поражения — положительный.
Бок держал микрофон подальше от себя, как кусок протухшего мяса.
Рубен не мог поверить в то, что он только что услышал. В статике повисла пауза, а затем Рубен схватил микрофон:
— Икс-Рэй-Один, это Виктор-Эхо-Два-Шесть-Танго-Чарли. Повторите последнюю передачу.
— Переходим к входящей сетке, — ответило радио. — Периметр поражения — положительный.
Его память боролась с пугающей реальностью. Смысл этой последовательности слов казался очень далеким:
— Статус белый. Код развития?
— Красный.
— Код подтверждения?
— Отсутствует.
— Приказ?
— Приказ — находится в режиме ожидания по периметру поражения. Это НЕ испытания. Это НЕ тренировка. Тревога SECMAT[4] в оранжевом статусе.
— Приказы загрузились, — пробубнил Рубен. Твою же мать! — подумал он.
— Виктор-Эхо-Два-Шесть, это Икс-Рей-Один. Конец связи.
Рубен повесил микрофон рации. Бок вспотел. Джонс, водитель трека, вытянул шею от Т-образной стойки.
— Что происходит, сержант?!
— Успокойся, — сказал Рубен. Но он не мог заглушить мысль: Этого никогда не случалось раньше.
— Мы в состоянии войны, — пробормотал Бок.
Тревога прозвучала в 04:12; они находились «в поле» почти весь день. «Виктор Эхо Два Шесть» был модифицированным M2[5] бронетранспортером, полностью оборудованным CBN[6], и его экипаж был тем, что Химический Корпус Армии США называл «Командой обнаружения зараженных областей». Их основной поисковый периметр был хорошо знаком: открытая почва с кустарником; они отслеживали эту территорию десятки раз, во время прошлых тревог. Рубен, командир бронемашины, ни разу не беспокоился до сих пор — пока он не услышал волшебные слова: Периметр поражения — положительный.
— Ребята, вы что куча долбоебов? — возразил он. — Это тревога CONUS[7]. Если бы мы были в состоянии войны, все государство сейчас уже было бы расхерачено, и операционный статус взметнулся бы намного выше, чем CONUS. По крайней мере, мы были бы на Defcon 2[8]. Подумайте мозгами, а не задницами. Если бы это была война, то почему они не вспомнили о каждом подразделении в дивизионе, кроме нас?
— Это дерьмо, сержант! — не успокаивался Джонс. — Что-то действительно наебнулось!
— Успокойся. Мы не в состоянии войны.
Бок встрепенулся, бормоча:
— Это хуйня какая-то. Мне осталось всего две недели, и вот случается это дерьмо.
— Вы, ребята, мечете дерьмо в пустоту. У нас уже было четыре тревоги в прошлом году, помните? Один из сайтов раннего предупреждения, вероятно, обнаружил что-то в нашей телеметрической линии. Это, наверное, еще один метеорит или кусок космического мусора. Вы расслабитесь наконец?
— Вот оно, — объявил Бок.
XN/PCD 21[9] начал клацать. Волны «хоппера» прошли через 5-значные дискриминаторы. Затем мобильный принтер выплюнул их сетку назначения.
Бок, стуча зубами, выпустил карту из рук. Лицо Джонса окаменело. Они были простыми парнями, и им было страшно до усрачки, но Рубен задался вопросом, испуган ли он также? Он положил руки им на плечи.
— Мы должны разгребать наше дерьмо вместе, девочки. Мы — бескомпромиссная армия конкретных пиздюлей, и мы не ссым в нашу униформу каждый раз, когда приходят директивы тревоги. Мы не боится ничего. Мы хаваем напалм на завтрак и ссым дизельным топливом и, когда мы умираем и попадаем в ад — готовы засунуть голову дьявола в его же задницу, а затем вытрахать ее наружу. Сейчас мы должны сделать работу, и я должен знать, что вы со мной, ребята.
Бок вытер пот со лба своим рукавом.
— Без базара, сержант. Я не какая-та там ссыкливая пизда. Мое дерьмо утрамбовано плотно, и я с тобой.
— Джонси?
Джонс поднял большой палец вверх.
— Ад на чертовых колесах, братан! Никто не живет вечно, так что давайте прокатимся!
— Без базара, — поддержал Рубен. — Еб-твою-мать-на-пополам! Умирать-за-Decon-нечто-охренетительное!
— Давайте надерем задницы! — заорал Бок.
— Decon! — скандировал Джонс.
Рубен вручил сетку Джонсу.
— Заставь этот двухгусеничный детройтский гроб прокатиться, Джонси. Дави на газ!
Джонс с гиканьем газанул. Двигатель Cummins V8 с турбонаддувом взревел. Бок пристегнулся за коробкой передач. Рубен оживил их, но надолго ли? Что происходит там? Что нас ждет? задавался он вопросами.
— Переход к зоне поражения положительный, — пробормотал он.
Насколько мощна сила истины?
Это был больше лозунг, чем вопрос. Это было все, что побуждало его. Конечно же, писатель не верил в Бога. Но сейчас, если бы он увидел Господа, то он поверил бы в Него. Он поверил бы в нечто, что он не мог видеть, но именно поэтому он и был здесь, не так ли? Чтобы увидеть?
Позади него, автобус исчез в темноте. Я вижу это, — подумал он.
Впереди синим неоном пылал знак: ПЕРЕКРЕСТОК.
Я вижу это тоже. Один глоток помог бы мне думать.
А потом он услышал слово, или подумал, что услышал. Это был не его голос, не его собственные мысли. Он услышал это в своей голове:
ПРОПИТАНИЕ.
Итак, сейчас он слышал голоса? Возможно, он пил слишком много. Или, недостаточно, подумал он с полуулыбкой. Все великие писатели пьют. Однако, он не мог развеять мнение, что он вступал в нечто большее, чем просто кабак маленького городка.
Из щелей деревянного пола выползла пыль, когда он шагнул внутрь и поставил свою сумку.
Да, здесь был настоящий «кусочек жизни»: бар — помойка. Эта затхлость, эти дешевые столы, мишени «Дартс», игровые автоматы — это общее Vacuus Spiritum[10]- восхищало его. Это была реальность, та реальность, которую он искал. Ищите, подумал он, и обрящете.
— Добро пожаловать в «Перекресток», незнакомец, — приветствовал жлобоватого вида бармен.
Это подтолкнуло писателя к размышлениям над аллегорическими возможностями названия бара. У бармена был пивной животик, размером с баскетбольный мяч и зубы, которые заставили бы дантиста рассмотреть другие варианты карьеры.
— Чем могу помочь? — спросил он.
— Алкоголь. Впечатлите меня своим миксологическими доблестями, сэр.
Только трое других персонажей украшали собой это «выразительное» пространство бара. Парень с печальным лицом, в белой рубашке, сидел рядом с невысокой, пышногрудой рыжей. Казалось, что они спорили. Чуть ближе сидела нереально жирная бабища с длинными, светлыми волосами, пила темное пиво и ела огромную пиццу. Ее вес заставлял ножки стула заметно гнуться.