— Вань, — дрожащим голосом позвал Илья, напрочь забыв про своё найденное сокровище, — ты чего?..
— Это место! — чуть ли не закричал Селиван, когда обрёл дар речи. — Это оно!!!
— О чём ты вообще гово…
Бросить вопрос на половине слова Илью заставило что-то склизкое, лижущее ноги. Словно несколько щенков одновременно пробовали своими маленькими язычками на вкус его кожу. Юноша посмотрел вниз.
И, мгновенно побледнев, с диким ужасом завопил, отпрыгнув в сторону.
Галька, окружающая умиротворённое озеро, оказалась вовсе и не многочисленными маленькими камушками с дырками. Освещаемое безжизненной луной побережье уже не было покрыто привычной серостью, как виделось с воды, а миллиардами закрытых глаз, влажными и блестящими серебром от нежного света. Некоторые глаза приоткрывались и с презрительным укором рассматривали наглого юношу, чьи ноги оказались действительно вкусными. Глаза плакали, каждую минуту и секунду, и их чёрные слёзы слизывало озеро, смешавшее полученную жидкость с пеной в алых водах, постепенно обретавших цвет крови. Белки глаз были пронизаны сетью тонких красных вен, но было их настолько много, что невольно создавалось впечатление, что глаза недавно купались в крови своих бывших владельцев. Зрачки сужались до размеров мелкой щёлки в предвкушении большей сладости, что была на молодой коже человека…
Илья, потеряв рассудок, кинулся прочь, истошно завопив. Всего за долю секунды он стал белым, как чистое полотно. В такое умиротворённое молчание природы отчётливо слышалось, как каждая травинка прогибалась под ногами, откликаясь в голове как целая звуковая волна. Все конечности начали дрожать, и руки невольно выпустили фонарик, проворно юркнувший в густые заросли малины. Однако, пробежав некоторое расстояние, юноша, опомнившись, развернулся, вспомнив про брата. И вновь оторопел.
Селиван не двинулся ни на шаг с прежнего места, хотя должен был отчётливо видеть ползущие по побережью глаза. Он покорно смотрел в центр озера, не замечая ничего вокруг себя.
— Ваня! — завопил Илья, но так и не решился подойти. — Это же… ты не видишь?! Быстро… надо уходить!!!
Вода в водоёме запенилась, забулькалась, создавая в середине маленькой водоворот. Из него же стало что-то медленно, скрипуче выходить. Сначала из глади воды высунулись очертания уродливого лица с вырванными глазами, широкой до зубов ухмылкой, а вместо слюней виднелись алые нити крови, затем появились и руки с выпирающими и обнажёнными костями с кусками плоти, а дальше и всё тело, напоминающее садовое чучело. С торчащих из-под тощего слоя кожи костей стекала тонкими струйками мутная вода, будоража спокойную гладь озера. Некто поднял голову и пустыми глазницами посмотрел прямиком на Илью, вытянув вперёд свою дряхлую руку.
Юноша громко завопил и рванул с места, не разбирая дороги. Спустя несколько десятков секунд горло начинала сжимать невидимая нить, а лёгкие резать тупым ножом. Но даже когда весь организм начал ныть от перегрузки утомлённого бега, парень не смел останавливаться, воображая, что в паре метрах от него ведётся погоня. Он не смотрел, куда мчится, главное — чтобы далеко-далеко от проклятого места. В голове пульсировало, во рту появился горький привкус крови, от которого тошнило. Но даже последние капельки сил Илья тратил на утомительный бег, считая, что остановка для него сулит неминуемой смертью.
Впереди, через тьму леса, виднелась освещаемая мягким лунным светом серебристая поляна. Это словно придало сил, и Илья прибавил шаг, едва не врезавшись в Селивана, напуганного до чёртиков так же, как и брат. Подростки огненной бурей ворвались в палатку родителей и, начиная отдышку, начали друг друга перебивать в истошном вопле. Илья не мог выдавить из себя ни единого связанного слова, только нечленораздельное мычание, да и брат едва сумел более-менее отчётливо прохрипеть слово «чудовище», но и на этом всё закончилось.
Вот только встретила их гробовая тишина.
Наконец в палатку просочилось ослепительное сияние жестокой луны, проливая свет на уродливую картину. Два тела — стройной рыжеволосой женщины и мускулистого высокого мужчины — лежали в целом озерке синевато-алой жидкости, в которой также плавали и их оторванные конечности. Трупы были полностью расчленены — руки, ноги, даже пальцы разбросаны по всей палатке. Из вспоротого живота наружу вышли некоторые внутренние органы. Кишки, словно новогодняя гирлянда, были развешены кем-то аккуратно вдоль стены. Оторванные головы также некто поставил на испачканные в крови рюкзаки и специально так, чтобы изуродованные лица смотрели прямо на братьев, и пустые глаза людей, застывшие в жутком ужасе, словно хищно смотрели на них. С потолка стекала кровь, создавая глухой реквием…
Илья смотрел на труп. Покорно и ожидая чего-то. Прошла секунда, две, три, но весь мир словно застыл от сна времени, застревая в паутине минут. Всё, что окружало владельца парня, превратилось в прах, рассыпалось прямо на глазах. Он ожидал чего-то, но чего именно — сам не мог понять. Смотрел на трупы родителей, не осознавая, что это был конец. Жёсткий и горький конец. Что больше не услышит голоса родителей, не увидит их сияющие лица, не уткнётся в них носом, рассказывая проблемы… И как только Илья увидел, что глаза мамы и папы превратились в бездушную оболочку, то словно очнулся от сна.
Сначала лихорадочно задрожали губы, а сразу после и руки. Внутри нарастала страшная буря, которую юноша не мог контролировать — просто не хотел. Всего за секунду из не понимающего происходящего в Илье пробудилось настоящее чудовище, жаждущее крушить всё и ломать. Сердце настолько сильно защемляло, что мальчишка завизжал от душевной боли, не чувствуя ничего, кроме страшных эмоций, охвативших его разум. Парень схватился за волосы, чуть ли не вырывая их, затем, подняв кипящий взгляд на брата, наконец выплеснул наружу слёзы. Слёзы страха и отчаяния.
Селиван схватил брата за руку, и подростки рванули прочь. Подальше от месива тел, от тошнотворных чудовищ, от кошмара… Илья хотел поскорее проснуться, услышать, что ему тоже снится, как и близнецу, весь этот бред, уткнуться в маму и шептать, что всё хорошо… Но теперь он не слышал даже собственных мыслей от пожирающего всё его тело ужаса…
Пейзажи леса вновь встретили братьев. Встретили зловещими криками птиц, злорадными перешёптываниями тёмных крон деревьев, а кровавый череп луны озарил алые макушки деревьев. Ноги протыкали острые сучья, расцарапав кожу до крови, но Илья просто был не способен чувствовать физическую боль, пока его разрывала на куски душевная. Близкие были мертвы! Окончательно! Бесполезно было хоть что-либо сделать, пусть приедут хоть самые опытные врачи и сделают им операцию — оторванные конечности выигрывают вместе со Смертью, тут даже деньги не помогут! «Нет… всё из-за меня!!!» — кричал в мыслях парень и, схватившись за голову, начал вырывать волосы. Рассудок окончательно покинул его, когда он осознал, что всё это по его вине — жизнь двух невинных людей лежала только на его хрупких плечах! Илья взвыл, словно раненый зверь, крутя головой, будто ища спасательный предмет… хоть что-нибудь, за что можно ухватиться…
Когда силы почти исчерпались, братья остановились под одним из могучих деревьев, укрывшись в паутине его многочисленных листьев. Слёзы горя и сумасшедшего страха текли и у Селивана, и у Ильи, но теперь они ничего не могли сделать… Они как два психически больных человека смотрели друг на друга в покорном ожидании. Неожиданно ярость на самого себя испарилась, превращаясь в смесь отчаяния и горя. Илья не мог пошевелиться, настолько сильно каждая клеточка его тела содрогалась от этого чувства. Весь живот будто резало остриём ножа, и парень вновь заплакал, прижавшись щекой к груди Селивана. Русоволосый юноша не мог больше ничего вымолвить, кроме нечленораздельных завываний, напоминающих прощальную песнь взмывшего в небо лебедя, который, потеряв свою вторую половинку, готовился сложить крылья и в знак своей преданности разбиться насмерть. Однако само сердце Селивана ослепло и оглохло на время, и всего на миг он почувствовал пугающее хладнокровие…