— Не думал, что она так сильна… — Ральф продолжал размышлять вслух, наблюдая за танцем. Мадлин никого не слышит и не видит. — Прямо Апокалипсис в миниатюре. Постановка собственного сочинения.
Вернер потянулся и достал из кармана пачку с последней сигаретой. Аккуратный щелчок зажигалки — и он выпускает в воздух первое колечко дыма. Горячий воздух обжигает рот, Ральф хмурится на мгновение. Теперь он понимает Дамзел: голод способен мучить хуже боли. Пальцы подрагивают, а Зверь внутри рвется наружу, к этим сходящим с ума марионеткам-людям, ведомым Мадлин. Он жаждет крови, жаждет расплескать её по мокрому асфальту и долго, истерично смеяться, глядя на расплывающееся сочетание черного с алым. Смесь пепла сигареты и пыли, пропадающая в красном мареве. Мадлин в сбившейся рубашке заляпана карминной жидкостью…
— Очнись, — тихий голос Найнса, и в руках оказывается грязный стакан, наполовину заполненный кровью. — У меня остался пакет с прошлого рейда.
— Спасибо, — прохрипел Ральф, делая большой глоток. Видения ушли, а горло, до этого сжатое тисками, отпустило.
Родригез сел рядом, опустив свой стакан. Кажется, даже Лидер Анархов устал от происходящего вокруг. Казалось бы, он уже столько всего видел, что ему очередной катаклизм в вампирском сообществе.
— Она как хиппи, — хмыкнул Найнс, кивнув на развлекающуюся Мадлин. А Ральф задумался.
Бруха привыкал к жизни с Малкавианкой. Он отдал в её распоряжение небольшую комнату, которая из холостяцкого пристанища превратилась в то ли хиппи-уголок, то ли «святилище» аниме-задрота. Серые стены завешаны разномастными плакатами, с плафона люстры свисали фенечки… В общем, культурно выражаясь, Ральф не слабо удивился. Сам же Вернер теперь обитал на двухместном диванчике в зале рядом с небольшим телевизором. Конечно, ноги не самым приятным образом свисали с подлокотника, но не ютиться же ему с девушкой на односпальной кровати, правильно.
Дав Крафт время оправиться от пережитого, Ральф потихоньку занялся её внешним видом. Сначала «одолжил» пару футболок и рубашек из местного магазинчика, потом утащил с фабрики джинсы.
А Мадлин удивлялась происходящей вокруг суете. И этому странному вампиру, спокойно называющему её «Мадди». И необъяснимому невероятному порядку в холостяцкой маленькой квартирке. Она чувствовала огонь в душе Ральфа, его силу и «степень неприрученности», как говорил её Сир, характера. Вернер, не боясь, грудью пёр на баррикады и шёл против правил. Это было в чем-то странно для неё, но интересно. Она пару раз «прогулялась с соседом до ближайшей трубы» на встречу с информатором. Крафт с интересом изучала город, который, казалось, видела впервые в жизни. Девушка вела себя по-детски непосредственно, могла легко лавировать в толпе, тыкая и задевая незнакомых людей. Они на Мадлин смотрели, как на чудачку, а ей было всё равно. Ральф задавался вопросом, что происходило в её не-жизни, что девушка порой так странно себя ведёт.
— Что угодно, — ответил на его немой вопрос Найнс, допивая содержимое своего стакана и глядя на кружащуюся вокруг своей оси Крафт.
— А?
Родригез хмыкнул.
— У тебя вопрос на лице большими буквами написан.
— Ага… — также информативно ответил Вернер, допивая свою порцию. А Мадлин так красиво изогнулась в танце… Справа снова хмыкнул Родригез. Как его Сир чувствует его эмоции — Ральф всё ещё слабо понимал.
Сзади хлопнула дверь бара, и к зрителям вышла Дамзел.
— ЛаКруа всех собирает в Театре Ноктюрн. Говорят, поймали нарушителей из числа наших, — оповестила она Лидера, повернувшего к ней голову. Ральф дотянулся до телефона и вырубил музыку.
— Идём, Мадди!
— Что же вы все такие нервные, пупсики?.. — осклабился Бельгард. — Я же вам желаю…
Дверь с грохотом распахнулась. Бельгард успел только резко развернуться. Его прицельно снёс плечом Шериф и тесаком едва не отрубил голову. Носферату, грязно ругаясь, рухнул на пол. Подскочивший Тореадор вогнал ему в сердце осиновый кол, заставляя заткнуться. Следующий за ним Бруха за ноги стащил громко орущего Амоса с кровати, поставил на ноги, схватив за шею. Еще один удар колом — и рядом с Сиром мешком валится его обездвиженное Дитя. Анна подскочила на кровати. Мысли спутались, она не могла понять, куда броситься. Тореадор метким броском обездвижил её, и девушка рухнула на пол. Бруха, размяв шею, подошел к Миллер-младшей, пребывающей в полуобморочном состоянии, и взвалил её на плечо. Шериф за шкирки поднял две остальные ноши и понес на выход; их ноги волочились по полу. Тореадор, мирно улыбаясь, наведался в кабинет к владельцу старого хостела. Он предложил за молчание чек на крупную сумму, абонемент на лечение в лучшей психиатрической клинике и безоблачную жизнь. Возможно, без этого занюханного хостела.
Три безвольных «мешка» были закинуты в кузов грузового автомобиля. Вместе с ними туда забрался и Шериф, положивший поверх тел свой тесак.
— Господин ЛаКруа, — отзвонился руководителю проекта Тореадор, пока Бруха пытался завести авто. — Нарушители схвачены, через несколько минут будут доставлены к Театру.
— Отлично, — раздался на том конце провода довольный голос Князя. — Хорошая работа.
Итак, действия начались.
========== Часть 3. Шум ==========
— Добрый вечер, мои дорогие Сородичи, — произнес Князь, когда актовый зал Театра Ноктюрн почтили своим присутствием вампиры Камарильи, Анархи. Большинство Первородных «проигнорировало» это собрание, сославшись на неотложные дела и заботы каждого клана. Присутствовал Первородный Тремер — Максимиллиан Штраус, лысый мужчина, высокий и статный. В глазах за квадратными стеклами очков мелькали, казалось, магические искры. Штраус облюбовал для себя и только для себя королевскую ложу. Он сложил руки на груди и ждал. Ждал окончания показательного поступления, чтобы вернуться, наконец, в капеллу, к своему клану, заботам и чаяниям о нём. Однако причина призыва всех вампиров, даже Анархов, его интересовала не менее. Князь не стал бы разбираться с нарушителем столь публично и громко, привлекая излишнее внимание со стороны. Даже Шабаш зашевелился, прознав о собрании. И Штраус подозревал, что сегодня ночью две «противоборствующие организации» снова столкнутся. Что же, похоже, это становится смыслом их бытия. Смешно. Регент капеллы Тремер оглядел зал, не задерживаясь взглядом на ком-то из Сородичей. У самой сцены, величаво прошагав меж рядов, уселась Тереза Воэман, Барон Санта-Моники. Судя по виду и глазам — Малкавианка, со своими скелетами в шкафу. На два ряда дальше от неё сидели несколько вампиров Голливуда, а перед ними вальяжно и элегантно, закинув ногу на ногу, разместился его Барон — Исаак Абрамс. И где-то там же примостился Эш, залечивая раны после очередной неудачной суицидной попытки. За колонну тенью скользнул Джек и затянулся кубинской сигарой, ожидая начала представления. Пират странно хмурился, теребил пальцами край жилета и пристально смотрел на сцену. ВиВи томно улыбнулась ему, словно невзначай потеребив лямку своего открытого костюма. Штраус только отмахнулся. В зал вошла самая безбашенная (по мнению многих) часть общества — представители Анархов Даунтауна. Впереди шёл небезызвестный в широких кругах Найнс Родригез, за ним — Скелтер и Дамзел, нервно сплетающая пальцы рук. Кажется, пострадала от разгулявшейся чумы. Что же, сама виновата, вернее, сами Анархи, если судить объективно. Затем вошли две близняшки, Гангрел и Вентру. Они сели на втором ряду, а Найнс занял место на третьем, оставшиеся — на пятом. Следом, с интервалом в пару минут, зашел Ральф Вернер, Дитя Родригеза, сопровождающий незнакомую маленькую девушку, вцепившуюся в его руку со всей силы. Штраус задался вопросом о личности милой незнакомки, даже чуть наклонился вперёд, но в этот момент за сценой что-то прогремело, и собравшиеся обратились к ней в немом напряжении.
-… прошу прощения, если сегодняшним вечером какие-либо дела были прерваны.