<p>
Как и все франты Шлиссельбурга, Леон начинал день в полночь. Облачившись в мундир, он уезжал на бал или в гости. В шесть часов утра возвращался оттуда, спал, в два часа дня пробуждался. В семь вечера, когда уже пора было садиться ужинать, обедал, занимался своим туалетом и в полночь снова отправлялся в свет.</p>
<p>
В ночь императорского бала он позволил себе поблажку — и встал в три часа. Потому, когда, стараясь подавить зевоту, он вышел в домашнем халате в передние покои, его сестра, которую он предпочитал называть на французский манер Кати, уже стояла на табуретке и критически осматривала в зеркале надетый на ней непонятный наряд. Полупрозрачная туника из кисеи с широкой талией, от которой ткань падала свободно и очерчивала контуры плотных, надетых под низ накрахмаленных панталон, была опоясана под грудью вишнёвой лентой в несколько дюймов шириной. На спине лента превращалась в пушистый бант, который ниспадал ниже плоскости сиденья табуретки почти до самого пола.</p>
<p>
— Здесь что-то не так, — повторяла она явно уже не в первый раз.</p>
<p>
— Всё именно так! — уверял её в который раз портной.</p>
<p>
— Наверное, слишком тонкая ткань…</p>
<p>
— Только муслин, бязь или кисея! Уверяю вас, на госпоже Ленорман была кисея! Да вот же, молодой господин подтвердит, — заметив Леона, портной отвесил услужливый поклон, и в глазах его загорелся тёплый огонёк.</p>
<p>
— На мадемуазель Ленорман была бязь, — твёрдо сказал Леон, оглядывая сестру со всех сторон. — Бант был не таким длинным, а кончики украшали маленькие золотые звёздочки.</p>
<p>
Кати прикрыла рот рукой.</p>
<p>
— Быстрее! Обрежьте бант! — торопливо потребовала она. — Вот тогда платье мне пойдёт!</p>
<p>
Портной бросился исполнять приказ, а Леон остановился у окна.</p>
<p>
— Всё равно не так! — Кати топнула ногой, от чего табуретка покачнулась, и портной едва успел подхватить её, не давая упасть. — Эти панталоны… Леон, неужели у мадам Ленорман были видны панталоны?</p>
<p>
— Уверяю вас, мадемуазель была одета именно так! — повторил портной.</p>
<p>
— Никаких панталон, — поддержал сестру Леон. — Знаешь, что… Нужны не панталоны, а тоненькая сорочка. Никакого крахмала. И поверх надень юбочку. Вот сюда, — Леон подошёл к сестре и коснулся рукой бедра, — и, наверное, ещё вот сюда, — он указал под грудь.</p>
<p>
Кати переглянулась с портным.</p>
<p>
— Может быть, — признал тот. — Сейчас начну кроить.</p>
<p>
Леон не сдержался и всё-таки зевнул.</p>
<p>
— А как там мой фрак? — поинтересовался он, снова отворачиваясь к окну.</p>
<p>
— Скоро будет готов, меня немного отвлекли, видите ли… — портной замолк и покосился на госпожу Кати, которая подняла его в шесть утра, едва заслышав новости о том, что мадемуазель Ленорман никогда больше не наденет кринолин.</p>
<p>
— Зачем тебе фрак?! — перебила портного Кати. — Ты всё равно можешь носить только мундир! Император никогда не отменит этот указ.</p>
<p>
— Хочется верить, — возразил Леон, — что я всё-таки скоро вступлю в брак и больше никогда не вспомню эту ужасную вещь. Граф Орлов… — он замолк, увидев, что портной уже держит фрак в руках, — превосходно, — он подошёл вплотную и обошёл изделие и его творца со всех сторон, — дайте сюда, — он скрылся за ширмой, но раньше, чем портной успел снять очередные мерки с Кати, вернулся назад. Тёмно-голубой фрак был уже на нём. Не обращая внимания больше ни на кого, он подошёл к зеркалу. Огладил сукно и стряхнул с него осевшую пылинку. Наклонил голову вниз, затем запрокинул назад, имитируя горделивый взгляд. Сделал несколько шагов назад, отступая в другой конец комнаты, и, повернувшись к зеркалу спиной, попытался рассмотреть длину фалд.</p>
<p>
— Какая грубая ткань… — заметил он разочарованно, — так и должно быть?</p>
<p>
— Мон шер, это фриз. Вся Корсика теперь носит фриз.</p>
<p>
— А на Альбионе цветные фраки вообще перестали носить! — вставила Кати, явно недовольная тем, что перестала быть центром внимания.</p>
<p>
— Кстати о цвете… я думал, он будет палевым, разве нет?</p>
<p>
— Дражайший господин, в палевом вы будете слишком бледны. Я позволил себе небольшую вольность, чтобы подчеркнуть ваше лицо. Вам нравится?</p>
<p>
Леон снова повернулся к зеркалу. Оправил воротник, вытянул его до ушей и прищурился, вглядываясь в своё отражение, чтобы определить, в самом ли деле ему идёт этот цвет.</p>
<p>
— Может быть, может быть… — задумчиво сказал он и снова подошёл к зеркалу вплотную.</p>
<p>
— Вы прелестны, молодой господин, — сообщил портной из-за его спины, — как кисть живописца живообразует даже лучший кусок холста, так равно игла может учинить нас людьми, разве нет? Ибо без сей иглы не можете вы включены быть в настоящий свет.</p>
<p>
Впрочем, Леон уже не слушал его. Взгляд его, на секунду оторвавшись от зеркала, устремился в окно и тут же выхватил из снежной дымки сани, которые он узнал бы среди сотен других. На дверцах их красовались пурпурные с золотом гербы, которые двести лет назад принял род Орловых.</p>
<p>
— Граф Орлов! — раздалось от двери в тот же миг, подтверждая его мысли.</p>
<p>
— Я не готов! — выпалил Леон. — Как же он увидит меня безо всего! — и, на ходу сбрасывая фрак в руки портного, бросился к двери спальни.</p>