И я не доверяю агентам. Так что давай просто пойдем на торги.
Для меня это звучало как бред сумасшедшего, но, в конце концов, это его деньги. Когда мы вошли в аукционный зал, торги были в самом разгаре. Малкольм спросил, где сидят самые богатые покупатели, те, которые ворочают настоящими деньгами.
— Вон на тех креслах, в секторе слева от аукционистов, или здесь, возле входа, или там, дальше, по левую сторону…
Он внимательно меня выслушал, затем направился к сектору, откуда были хорошо видны все те места, на которые я только что указал. Амфитеатр уже был заполнен больше чем на три четверти и вскоре будет набит битком, особенно когда пойдут самые классные лоты.
— К вечеру цены наверняка взлетят еще выше, — сообщил я, поддразнивая Малкольма, но он сказал только:
— Значит, придется подождать.
Я продолжал:
— Если ты купишь десяток годовичков, шесть из них подойдут для скачек, три, может быть, даже смогут выиграть забег, а по-настоящему хорошим окажется только один. И то, если тебе очень повезет.
— Какой ты предусмотрительный, Ян.
— Ты так же предусмотрителен в том, что касается золота.
Малкольм глянул на меня из-под полуопущенных век.
— Ты принимаешь решения быстро и по наитию, — сказал я. — Но умеешь затаиться и ждать подходящего случая.
Он хмыкнул и сосредоточился на том, что происходило в аукционном зале, глядя в основном не на жеребят, а на покупателей в секторе напротив. Аукционисты в кабинке слева от нас работали слаженно, без лишней суеты. Микрофон постоянно переходил от одного к другому. Они выкрикивали поступающие заявки хорошо поставленными голосами, с профессиональным хладнокровием следя за ходом торгов.
— Пятьдесят тысяч, спасибо, сэр; шестьдесят тысяч, семьдесят… восемьдесят? Ваша цена — восемьдесят? Восемьдесят, спасибо, сэр. Вы, сэр? Девяносто? Девяносто! Сто тысяч. Последняя цена — сто тысяч. Последняя цена… Ваши предложения? Вы, сэр? Нет? Все сделали заявки? Заявок больше нет? — Небольшая пауза, аукционист быстро оглядел зал, убедился, что никто больше не машет в неистовстве руками, чтобы сделать очередное предложение. — Продано! Продано мистеру Сиддонсу за сто тысяч гиней. Следующий лот…
— Последняя цена, — повторил Малкольм. — Полагаю, это значит, что на ней торг заканчивается?
Я кивнул.
— Значит, пока тот парень не скажет «последняя цена», можно делать заявки, даже если не собираешься в самом деле покупать?
— Любая заявка может оказаться последней. Малкольм кивнул.
— Русская рулетка.
До вечера мы наблюдали за распродажей, но Малкольм ни разу не сделал заявки. Он расспрашивал меня о тех, кто покупал жеребят.
— Кто этот мистер Сиддонс? Он покупает уже четвертую лошадь.
— Сиддонс — специалист по породистым лошадям. Он покупает для других людей.
— А вон тот, в морской форме, что все время хмурится? Кто он?
— Макс Джонс. У него очень много лошадей.
— Каждый раз, когда делает заявку та пожилая леди, он перебивает ее цену.
— Это старая история. Они давно на ножах. Малкольм фыркнул.
— Это им недешево обходится. — Он оглядел амфитеатр, заполненный постоянно сменяющими друг друга коннозаводчиками, тренерами, владельцами лошадей и просто любопытными зрителями. — Как ты считаешь, кто здесь лучше всех в этом разбирается?
Я назвал нескольких тренеров и агентов, которые на этом аукционе могли действовать в своих интересах. Малкольм попросил отследить, когда кто-нибудь из них будет заявлять цену, и показать ему. Я показывал, и не раз, но Малкольм только смотрел и ничего не говорил.