– Кстати… спасибо.
Я отмахнулся:
– Проехали. В следующий раз умнее будешь.
– Урок хороший, – признала царевна, пытаясь оглянуться на свой исчерченный полосами зад. – Незабываемый. Очень страшно?
Она спрашивала мое мнение о внешнем виде этого своего участка тела. Ну что за народ девчонки. Предплечья, плечи и голени все в синяках от жесткой хватки многих рук и последующей борьбы, спина кровоточит, щека саднит, бедра в ярких рубцах… а она – о мягком месте.
– Вполне симпатично. Я и раньше ничего не имел против, а теперь… Ведь за одного битого двух небитых дают, слыхала?
– А за дважды битого?
Я хмыкнул:
– Первый раз не считается. Сделанное во благо побоями не является.
– Чем же является?
– Воспитанием.
Совершив большой круг через лес, мы больше никого не встретили. После некоторого перехода я дождался очередного «Чапа, погуляй в сторонке, пожалуйста» и заявил:
– Больше никаких сторонок. Вот хорошее место, скрыто отовсюду.
Низинка, кустик, развесистое дерево. Что еще нужно для счастья?
Марианну заклинило и даже чуточку перекосило от напряжения.
– Если думаешь…
– Не думаю. Знаю. Садись здесь.
Решимость подтвердили действия. Я развернулся спиной к остолбеневшей царевне и, показывая пример, пустил струйку в основание деревца.
Черти бы взяли дрянную девчонку. Как всегда бросавшаяся из крайность в крайность, она внимательно отследила процесс вплоть до завершающего встряхивания. Я уперся в нее бычьим взором, хотелось наорать, съязвить, уколоть или ругнуться. Успокоить себя удалось с огромным трудом.
– Ничего позорного нет, правда? – Мой голос был сама безмятежность. Как морская гладь над подводным землетрясением.
– Правда. Позорного нет.
Ее взгляд потупился, розовые ушки, выглядывавшие сквозь волосы, еще больше порозовели. Я даже залюбовался, несмотря на дикость ситуации: бурлящее эмоциями лицо, крепкие тонкие плечи, узкая талия с волнительной дырочкой пупочка, скрывающая грудь путаная русая завеса… Это пока царевна не откинула челку. Но не откидывала. Она пряталась в ней от себя и от меня.
Повезло мне с попутчицей… в смысле внешности. Если б только не заморочки с выяснением отношений.
– Теперь не стесняешься?
После произошедшего ответ подразумевался единственный, даже если это не так. Наше положение обязывало ее ответить положительно, другого теперь просто быть не могло, но я недостаточно знал Марианну.
– Стесняюсь.
Вот теперь я готов был взорваться. В глубине внутренних вод проснулся вулкан, и море закипело.
– Дай руку, – тихо слетело с девичьих губ.
– Зачем?
– Просто дай. – Она совсем покраснела. – Жалко, что ли?
Не жалко. Ухватив и крепко сжав, Марианна присела. Челка могучим махом унеслась в сторону, на меня устремилось напыжившееся лицо – глаза в глаза. Страх, стыд, гнев, ужас, все перемешалось и менялось по сто раз в секунду. За мою ладонь царевна держалась, как утопающий за спасательный круг. Мышцы напряглись, скулы резко очертились.
Поскольку она смотрела, я тоже не отводил взгляд.
«Пук!» – раздалось внизу. Потемневшие глаза орали: «Только засмейся!»
Я глядел спокойно. Все нормально. У организма собственное мнение, и он его высказывает. В стае мы с Томой высказывались и не так. И по пути в цивилизацию тоже особо не парились.
Тоненько зажурчало. Пальцы, впившиеся в мою руку, ослабили хватку и отпустили, только когда Марианна поднялась.
– Идем? – Теперь я перехватил царевнину ладонь.
– Идем!
Она будто заново родилась. Откуда-то взялись силы, иногда царевна даже обгоняла меня на марше. Что ни говори, а совместное решение проблем, которые в одиночку кажутся нерешаемыми, сближает крепче печати в паспорте. Чаще всего к последнему и приводит – если один из решальщиков ранее не сблизился с кем-то другим. Как раз мой случай. Марианну положение дел угнетало как раба господский ошейник, это выражалось вздохами, походкой, взглядами, перепадами настроения. К счастью, гордость тоже имелась и постепенно задавила капризное возмущение мировой несправедливостью.
Немалое время прошло, пока снова вышли к воде. И опять – шум, плеск, визги…
– Это уже по твоей части, – определил я голоса как женские. – Пойдешь знакомиться с местным населением?
– Надо?
– Лучше не надо. Живее будем.
– И ты розг избежишь, – с лукавым коварством хмыкнула царевна. – А то соберешься подглядывать… ради моей безопасности, конечно же.
Мы обошли женскую купальню по широкой дуге. Чаща внезапно поредела, линия деревьев впереди вообще закончилась. Дальше за широким серо-желтым пустырем уходили вдаль ровные ряды садов. Между деревьев кучковались кособокие ящики, из которых кто-то высыпал собранный урожай прямо на землю – догадываюсь даже, кто именно. Нежданный дождь порушил планы садоводов, поэтому мелкую рабочую силу отпустили до полной просушки плодов перед новой укладкой и последующей отправкой. Где-то неподалеку ржали кони. Наверняка, это телеги, посланные за товаром. Теперь и лошадки отдыхают.
– Что за фрукты? – вспыхнул плотоядный интерес царевны.
– Не знаю, отсюда не видно.
Голод не тетка. У меня тоже дернулся кадык. Я присел на одно колено и судорожно всматривался. Марианна грохнулась на оба колена и склонилась вперед, пользуясь передышкой одновременно для отдыха, для осторожного потирания плодов своего любопытства и для разглядывания плодов своего желания.
– Слышала, что говорили про какие-то орехи, но орехи – маленькие. Какие же это орехи?
– Допустим, чернобыльские, – сдуру пошутилось мне.
Любопытные реснички вскинулись:
– Как-как?
Я укусил себя за язык.
– Раз апокалипсис был, могли произойти и такие события, после которых…
– Акопалипс, – поправила Марианна. – Говори правильно, ты не крепостной.
– Ладно, пусть акопалипс. Кто знает, что там творилось по-настоящему?
– Сестры знают.
Интересненько.
– А как бы мне узнать у них поподробнее?
– Тебе не расскажут. Допуска нет.
– Что сделать, чтоб был?
– Для начала, – она хмыкнула, – родиться девочкой.
– Допустим, родюсь. Что дальше?
– А ты не сдаешься. – Меня наградили поощрительным кивком. – Дальше – уйти в сестричество. Посвятить жизнь служению. Достичь высокого положения. И тогда тебе откроются все двери сестыря.
– Значит, ответы – в сестыре?
Плечики царевны взлетели и опустились:
– Наверное. Где же еще?
Ее руки снова принялись чесаться и хвататься за больное.
– Потерпи, скоро промоем и полегчает. А пока… – Я сорвал с земли несколько овальных зеленых листиков. – Приложи, где кровоточит.
Оказывается, царевна знала о подорожнике, просто забыла. Она с радостью ухватила и принялась изворачиваться… перекособочиваться… извиваться… и, наконец, взмолилась:
– Не поможешь?
– Конечно, помогу. Просто ждал, когда попросишь.
– А сам предложить?!
– Нет уж. Предполагаемое действо связано с касаниями, если не сказать троганием, весьма деликатных мест. И их прямым рассматриванием… если не сказать разглядыванием. Это не в реке спасать.
– А там, значит, ты трогал и разглядывал?!
– Прекрати. – Взяв первый лист подорожника, я задумался, куда его присобачить в первую очередь. – Это не смешно. В следующий раз могу и не спасти.
– Прости. Если тебе станет неуютно, представь что ты – врачеватель.
– И представлять не надо, я сейчас он и есть. Иначе ни за что не взялся бы за этот геморрой.
Последнее слово не вызвало вопросов даже в конкретном контексте. Просто не до того. Или?..
– Спасибо. Как лучше встать, чтоб тебе было удобно?
– Молча.
Марианна ядовито покосилась на меня:
– А серьезно?
– Серьезнее не бывает.
Подумав, она опустилась на колени и ладони, выдав мне максимум поверхности для лечения. Я покачал головой:
– Ходить тоже так собираешься?
Вскинутый взор испепелил меня, требуя объяснений.