Я не смог выдавить из себя ни одного слова.
- Я ж говорила тебе, - вдруг зачастила свекровь, брызгая слюной. - Это она, Алёнка... Приходила за дедом. А если к Леночке явится?.. Освящать нужно квартиры. Специалистов звать. Службы в семи храмах заказывать. Сейчас сослуживцы Ивана подъедут договариваться о гражданской панихиде. Слава, ты должен...
Я не дослушал и сорвался с места. В спину полетел визг:
- Слава, ты куда? Не оставляй меня одну!
Хотел хлопнуть дверью, но Анна Петровна вцепилась в ручку, не давая закрыть.
- Слава, ты должен...
- Я к Лене, - заорал я, не оборачиваясь, и потопал по ступенькам вниз.
- Только Леночке ничего не говори! - словно заверещал весь подъезд.
Только я вышел, как подъехали два "уазика" с мигалками. Наверное, люди с бывшей работы тестя. Один мужчина в штатском сразу направился ко мне и о чём-то заговорил, тревожно всматриваясь в моё лицо.
Мир оглох.
Я видел, как шевелились губы мужчины, но не услышал ни одного слова. Да разве это важно теперь?
Точно так же, беззвучно, попросил доставить меня в городскую хирургию, где пять дней назад в реанимации спрятали мою жену.
Мужчина закивал, повернулся к машине и о чём-то распорядился. Я сел в салон, за мной бесшумно захлопнулась дверь.
"Уазик" мчался через нарядный предновогодний город, а я думал, разрешат ли мне увидеть жену. Что я скажу, если она окажется в сознании?
Лена поначалу оказалась сильнее всех нас. Не скрою, что держался тогда не за счёт силы воли, а исключительно благодаря Лениной выдержке. Но сломалась она первой. Так из-за структурных повреждений металла лопается стальной трос.
... В первую же ночь после похорон я услышал, как жена говорит с кем-то на кухне. Подумал, что для "душеспасительной" беседы с одним из сочувствовавших знакомых она отправилась подальше от спальни, чтобы не потревожить меня. Однако тон её голоса насторожил -- спокойный, твёрдый и одновременно ласковый. Именно так психолог посоветовал общаться с нашим гиперактивным ребёнком. Лена уговаривала кого-то не бояться, не капризничать и просто дожидаться маму с папой.
Меня прошибло потом: с Леной беда, не выдержал её рассудок. Хотел было вскочить с постели, но тут вошла жена, щёлкнула выключателем и извинилась, увидев, что я не сплю.
Лена сунула что-то в шкатулку с украшениями, которая стояла на трюмо, потушила свет. Улеглась, отвернувшись от меня. Я долго слушал -- не раздастся ли плач.
Жена заснула.
А утром я обнаружил её на кухне. В распахнутом халате, с раной на груди.
На столе -- окровавленный нож.
Она бормотала о том, что всё можно исправить, починить. Пыталась скользкими от крови руками вдеть нитку в иголку.
Я потряс её, стараясь найти проблеск сознания в опухших глазах. Вызвал скорую. Лену увезли.
В нижнем отделении шкатулки я нашёл песчинки на атласной обивке...
У гардероба, сдавая пальто, столкнулся с двумя операми, которые беседовали со мной ранее. Ещё когда Лена была дома. Они посмотрели на меня, как на пустое место.
Врач сказал, что жена пришла в сознание, жизненные показатели стабильные и скоро её переведут в палату. Но увидеться вряд ли будет можно, так как сразу же ею займутся психиатры. Мало того, что больная нанесла себе телесные повреждения, так на вопрос работников полиции, сама ли она это сделала, назвала имя погибшей дочери. Почти сутки уже лежавшей в могиле.
3
Домой я добрался в сумерки.
Где бродил полдня, не вспомнил.
Сразу же затрезвонил телефон.
Анна Петровна, кому ж ещё...
Тёща засыпала требованиями, подробностями - кто приходил, о чём договорились. А потом заладила о своём:
- Слава, нужно пригласить батюшку. Я уже позвонила в храм Святой Троицы, оставила заказ...
Я закрыл глаза и отключился. Надо же, как сейчас всё просто -- взять и оставить заказ. На Божье чудо, прощение, исцеление... изгнание... даже не беса, а памяти о маленькой страдалице. Наверное, именно вина -- не защитили, не уберегли -- покорёжила наше сознание и реальный мир.
- Это Алёнка... - талдычила тёща. - Нет её душеньке покоя. Не может смириться, голубушка моя, что какая-то тварь вырвала её из жизни. Зовёт к себе всех, кого любила!
- Анна Петровна, - из последних сил прервал тёщу. - Если сейчас вам нечем заняться...
- Не смей так говорить! - завопила Анна Петровна. - Я звонила врачу! Леночка, как пришла в сознание, сказала: Алёнка, крестик... Теперь он у меня, этот крестик!.. Слава, я боюсь...
Я изо всех сил швырнул трубку об угол шкафа. Она разлетелась на части. С каким удовольствием понаблюдал, если б точно так же разлетелся весь этот мир! В дребезги!
Я умылся ледяной водой, приготовил крепчайший кофе. Нужно было многое обдумать.
Первое: почему среди всех, кто на похоронах и поминках проклинал неизвестного убийцу, насылал на его голову кары земные и небесные, молчал только я? В моём подсознании маячил его облик? И я старательно гнал всё прочь...
Второе: почему Лена нанесла себе точно такие же раны, какие были на теле дочки? Она не видела её с тех пор, как утром за сутки до убийства ушла на дежурство в клинику. Фотографию с места трагедии показали только мне.
Третье: отчего в давешнем видении у дверей тёщи я увидел именно то, что извлёк убийца из детского тельца?
И вообще - есть ли рациональные причины безумства, разом охватившего нашу убитую горем семью?
В чём истоки галлюцинаций с крестиком?
Следственная бригада, конечно, рыла носом землю. Иначе и быть не могло -- как-никак тесть тридцать лет отработал в полиции. Мы с женой тоже известны в своих кругах. Да и криминальное событие -- из ряда вон. Хотя...
Я нашёл взглядом разбитую трубку. Достал из кармана пальто мобильник.
- Слава, ты должен... - начала с ходу Анна Петровна.
Был слышен фон женских голосов. Хорошо, что сейчас она не в одиночестве.
- Анна Петровна, - перебил я тёщу. - Скажите, а раньше в городе случались подобные зверства?
Мне показалось, что мобильник затрясся от воплей тёщи.
После разговора я долго не мог прийти в себя. Многое встало на свои места, хотя следствию, конечно, это было известно с самого начала.
Значит, убийцу не найдут.
Как и тогда, почти век назад. Как и в каждое следующее тридцатилетие. Закрывали тех, кто подвернулся под руку. Именно так когда-то поступил тесть от отчаяния: народ озверел, областное начальство тоже. А потом выпустили выживших из-за отсутствия доказательной базы. И те двое, кто наложил на себя руки в следственном изоляторе, остались вечным укором. И позором. Возможно, проклятием.
Но можно ли остановить это прорастающее сквозь время преступление?
Ответ, наверное, нужно искать по ту сторону реальности. Там, где сейчас Попрыгун. Милая доченька...
Острая боль буквально пронзила меня. Ну где же ты?.. Приди... Последую за тобой в любой мир, в любое безумие.
Но декабрьские потёмки в квартире не откликнулись.
Оставили наедине с собой.
Я не смог находиться дома. Уж лучше уйти. Куда? Скорее всего, на кладбище. Ведь именно там у всех, когда-то живших на земле в разные времена, есть единственная возможность встретиться.
Мысль поехать на машине была отогнана, как святотатство.
Я ж не из числа знакомых Анны Петровны, которые полагаются на что-то или кого-то: полиция найдёт, священник спасёт -- стоит только предоставить дело специалистам. А дорогу к истине не проедешь на машине.
Я выстрадаю её, эту истину. Найду убийцу. Расплачусь жизнью, если потребуется. Ибо кровь можно смыть только кровью -- ей никакой закон не писан.
Через несколько минут я уже шагал по ночному городу. Ноги сами понесли меня по проторённой дороге, а вовсе не на кладбище. Стало быть, так нужно судьбе и случаю, которые правят миром. В Бога я и раньше не особо верил, а теперь уж и подавно: как допустил Спаситель ужасную смерть ребёнка?
Но теперь я понимал то, что раньше попросту ускользало от восприятия. К примеру, почему не работал киоск или исчезла школа.