Он просто защитил меня, когда я совершил грех по его вине.
Лицо отца посерьезнело. Он вспомнил имя, которое Лэрд оскорбил напрасным упоминанием.
– Это имя Бога, – сказал отец. – Ты должен был узнать его, только когда поцелуешь лед в свою шестнадцатую зиму.
Теперь нахмурился и Лэрд.
– Неужели ты осмелишься прогнать того, кто проповедует имя Бога?
– Злой человек может упомянуть имя Господне с неменьшей легкостью.
– Но нам откуда знать, плохие они или хорошие? Неужели мы теперь станем изгонять всякого, упомянувшего имя Бога, только из страха, что он окажется богохульником? Но как тогда называться самому Богу?
– Вот ты уже разговариваешь, как писарь, – сказал отец. – Уже сам того не понимая, хочешь, чтобы они остались. Меня не страшит боль, не страшит богатство, меня не страшит даже то, кто богохульствует и считает, что никакого вреда в этом нет. Меня страшит лишь то, что ты так жаждешь, чтобы они остались, что бы тебе ни пообещали…
– Ничего они мне не обещали!
– Я боюсь, что ты станешь другим. При этих словах Лэрд горько рассмеялся:
– Тебе же самому не нравится, какой я. Какая разница, если я вдруг изменюсь?
Отец провел пальцем по острию серпа.
– Острый, – задумчиво промолвил он. – Только прикоснулся – и сразу порезался.
Он продемонстрировал палец Лэрду. На подушечке выступила капля крови. Отец протянул руку и коснулся окровавленным пальцем правого века Лэрда. Обычно этот ритуал совершался при помощи воды, но кровь была сильнее. Потом отец коснулся левого века сына, и Лэрд вздрогнул. Такой ритуал должен защитить Лэрда не только от внешних опасностей, но и от себя самого.
– Я позволю им остаться, – прошептал отец. – Но с одним условием – это никак не скажется на твоих обязанностях по дому.
– Спасибо, – негромко произнес Лэрд. – Клянусь, вреда от этого не будет никакого, наоборот, только послужит воле Бога.
– Все живое в конце концов исполняет волю Бога. – Отец положил серп на скамью. – Так, вот еще работка столяру. От лезвия не будет проку, если оно не ляжет удобно в чью‑нибудь ладонь, а для этого понадобится рукоять. – Он повернулся и сверху вниз посмотрел на Лэрда – хотя роста они уже были почти одинакового. – Для чьей же руки делался ты, Лэрд? Видит Господь, не для моей.
Но мысли Лэрда уже обратились к Язону и Юстиции и к той работе, которая у них имелась для него. Он успел позабыть о боли отца.
– А ты обещаешь поговорить с матерью? Она ведь наверняка нагрузит на меня столько работы, сколько мне и не снилось. Сделает что угодно, лишь бы я поменьше виделся с гостями.
– Обещаю, – рассмеялся отец. Затем, взяв сына за плечо, он пристально посмотрел на него. – Их глаза подобны небу, – произнес он. – Смотри не улети. Как говорится, не выстрел охотника убивает утку, а удар с землю.
Так что той зимой Лэрда никто особенно не тревожил – разве что мать – то с приступами обиженного молчания, то с колкими замечаниями. С первого же дня их с Язоном постоянно видели вместе – они не разлучались ни на минуту. Язон объяснял это тем, что ему нужно учить язык. Никто и не возражал, поскольку он не мешал, а только помогал Лэрду – вместе они быстрее справлялись с работой. Поэтому вместе они ходили в лес, вместе собирали грибы, пока те не исчезли с первым снегом. Как оказалось, Язон неплохо разбирался в травах, и хотя он по несколько раз переспрашивал, как называется то или иное растение, вскоре выяснилось, что ему известно о флоре куда больше, нежели Лэрду, который до этого считал, что знает о местных травах все и вся.