Годы спустя молчаливые служащие будили Спящих, возрождали их воспоминания, и тогда люди вновь возвращались к жизни, гордясь собой так, будто достигли чего‑то важного.
– Чего они боятся? – как‑то раз спросил Лэрд у Язона, пока они готовили колбасу в кладовой, где хранились мясные припасы.
– Ну, прежде всего смерти.
– Но ведь они так и так умрут! Этот постоянный сон не прибавит им и денька жизни!
– Даже часа не прибавит. Всех нас ожидает одна и та же участь. – И он подвесил к потолку очередной кусок овечьих кишок, туго набитых мясом.
– Тогда почему? В этом нет никакого смысла.
– Дело в том, что важные люди Спят дольше и просыпаются реже. Поэтому они умирают сотни и сотни лет спустя.
– А как же друзья, близкие?
– В этом‑то вся и суть.
– Зачем же жить, когда все твои друзья уже умерли?
– Извини, это вопрос не ко мне, – расхохотался Язон. – Я и сам всегда считал вечный сон дурацкой затеей.
– Так почему же они продолжали принимать сомек? Язон лишь пожал плечами:
– Что тебе сказать? Я не знаю.
И тогда Лэрд услышал голос Юстиции: «Нет на свете таких глупостей, опасностей или страданий, на которые не пошли бы люди в надежде, что это возвысит их в глазах остальных, придаст им силы или почета. Я видела, как человек отравляет себя, уничтожает собственных детей, унижает ближнего, отрезает себя от мира – и все это делалось ради того, чтобы остальные сочли, будто он – Высшее создание».
– Но только настоящий выродок может так думать!
– С тобой многие бы согласились, – сказал Язон.
«Но такие люди не принимают сомек, – заметила Юстиция. – Они отрицают сон, поэтому проживают положенный век и умирают, тогда как те, кто живет исключительно ради чести и могущества сна, те, кто считает, что сомек – это вечная жизнь, – эти люди презирают отвергнувших сомек».
У Лэрда все это не укладывалось в голове. Неужели люди могут быть такими глупыми? Но Язон рассказал, что на протяжении многих тысячелетий вселенной правили люди, посвятившие жизнь служению сну и принимающие мнимую смерть как можно чаще, лишь бы отдалить момент, когда наступит сон, конца которому не будет. Да и как Лэрд может сомневаться в этом? Его сновидения о жизни на Капитолии были абсолютно ясны, а воспоминания – необыкновенно реалистичны.
– А где находится этот Капитолий?
– Его больше нет, – ответил Язон, перемешивая перченое, острое мясо, прежде чем сунуть очередную горсть его в толстую кишку.
– Что, целая планета вдруг взяла и исчезла?
– Остался лишь голый камень. Металлическое покрытие было уничтожено уже давно. Теперь там нет ни почвы, ни морской жизни.
«Ну, пройдет пара миллиардов лет, – встряла Юстиция, – и может, этот мир еще изменится».
– А куда подевались люди?
– Это часть той истории, которую ты напишешь.
– Это вы с Юстицией уничтожили Капитолий?
– Нет. Это сделал Абнер Дун.
– Так, значит, Абнер Дун действительно существовал?
– Я лично знал его, – кивнул Язон.
– И он был обыкновенным человеком?
– Скоро ты напишешь о том, как мы с Абнером Дуном встретились. Юстиция расскажет тебе об этом во сне, а когда ты проснешься, то все подробно изложишь на бумаге.
– Что, Юстиция тоже знала Абнера Дуна?
– Юстиции всего двадцать лет. А мы с Абнером Дуном познакомились где‑то… пятнадцать‑шестнадцать тысячелетий назад.
Лэрд было подумал, что Язон, который хоть и не часто, но все же допускал ошибки, перепутал цифры, но Юстиция заявила, что все правильно.