Михайлов, видно, заканчивал речь:
— Ближе к делу, товарищи. Сегодня мы собрали вас, активистов нашей большевистской организации, чтобы поставить перед каждым конкретную задачу, вытекающую из решений ЦК и указаний товарища Ленина. Одни поедут на фронт, к солдатам, другие — в деревню, третьи — пойдут на заводы, фабрики, в мастерские к рабочим. Старшие групп дадут каждому из вас задание.
Михайлов снова отпил из стакана и сел.
Страмбурга между тем охватил страх. А вдруг Михайлов, говоря о шпиках и провокаторах, имел в виду именно его? Вдруг узнал, кто такой Чарон, кто скрывается под этой фамилией? Тогда конец!
«Спокойней, спокойней! — приказал он себе. — У тебя просто пошаливают нервы. Откуда этому Михайлову знать, кто ты есть на самом деле?»
Страмбург огромным усилием воли заставил себя успокоиться и в реальном свете воспринимать окружающее.
Мясников громко спросил:
— У кого есть вопросы?
Страмбург поднял руку:
— У меня.
Он сам не сознавал, что делает. Очевидно, долгие и бесплодные размышления о том, как добыть списки большевистского актива, толкнули его на крайность. Он встал и начал пробираться к столу. По пути взглянул на президиум и на миг встретился взглядом с Михайловым. Тот смотрел на него чуть улыбаясь, ободряюще. Страмбург, опершись рукой на стол, заговорил:
— Вот мы сейчас разойдемся выполнять задания. А я сидел и думал: сколько нас здесь! Таким большим отрядом мы собрались, пожалуй, впервые. О чем это говорит, товарищи? — Он немного выждал для эффекта и, повысив голос, ответил на свой же вопрос: — Да о том, что мы действительно создали настоящую боеспособную организацию. Это наша победа. Но даже мы здесь не все знаем друг друга. Да, именно потому, что нас много. Но с другой стороны... Вот я приду, к примеру, на завод или приеду на фронт к солдатам, а там — своя партийная ячейка или, скажем, организация. Встречусь с ними, представлюсь... Но ведь сейчас времечко такое, что словам не верь. И мне кажется, что настал момент иметь какие-то мандаты... с подписью и соответствующей печатью.
Из зала донеслось:
— Ишь, чернильная душа, мандат ему подавай, чтоб все, как в канцелярии.
Шутнику возразили:
— Правильно говорит товарищ! А то доказывай на пальцах, кто ты такой.
— Вот и я о том же, — продолжил Страмбург. — Изготовить нужные бланки, печати и прочее сейчас не проблема. Я бы сам взялся за это. А если какой-нибудь документ, скажем, попадет в руки врага, то, кроме нашей силы, он ничего не докажет. Не знаю, как вы, товарищи, но я лично такое вот мнение имею.
И Страмбург направился к своему месту. Каждой клеточкой своего тела он чувствовал: люди обдумывают его предложение. Вот-вот кто-то встанет и поддержит его. Но тут поднялся Михайлов. Он спокойно сказал:
— Мы подумаем над этим предложением, а сейчас попросим старших групп приступить к работе...
Все стали выходить во двор. Там старшие собрали группы и уводили их с собой.
Михайлов спросил у Мясникова:
— Это и есть Чарон?
— Да. В Минске он появился месяца четыре назад. В партии состоит давно.
— Проверяли его?
— Понимаешь, Миша, жизнь сама устроила ему проверку. Он вместе с другими товарищами, приговоренными к повешению, сидел в камере смертников. Сумел подговорить всех совершить побег.
— И что, удалось?
— Представь себе. Правда, охрана многих перестреляла, но Чарону и еще одному — Щербину — удалось бежать.
— А кто такой Щербин?
— Старый большевик. Я его знаю давно, верный товарищ.
— Он подтвердил рассказ Чарона?
— Даже в мелочах. Миша, а что тебя волнует?
— Понимаешь, не нравится мне его предложение. Ведь изготовление мандатов предполагает, что у одного или у нескольких человек будут списки всех активистов и даже членов партии. А ты сам знаешь, что заполучить их — мечта охранки. И еще, помнишь, я тебе перед отъездом в Москву рассказывал, что мы с Романом Алимовым засекли за собой слежку, когда шли на встречу с Любимовым?
— Помню, конечно.
— А ведь о том, что мы должны пойти на конспиративную квартиру, знали только четыре человека, в том числе и Чарон. Это я выяснил чуть позже и уже тогда подумал, что не мешало бы нам его проверить. Но не успел, пришлось срочно уехать. Так что, если не возражаешь, давай поручим кому-либо из наших товарищей проверить Чарона. Чем черт не шутит.
— Ну что ж, не возражаю. Думаю, Алимов сделает это быстро и хорошо.
— Вот и прекрасно, — согласился Михайлов и предложил: — Пошли ко мне ночевать, заодно и поговорим толком.
— А поесть у тебя найдется?
— Обязательно. Мои хозяева даже бульбой почастуют.
— Ишь ты, — засмеялся Мясников, — скоро уже и белорусский язык будешь знать.
— Что белорусский, он ведь сродни русскому. Вот напомни, когда придем — расскажу, как я английский выучил.
У выхода их дожидался Алимов.
Мясников сказал:
— Роман, ты сегодня свободен. Завтра встретимся у меня, я дам тебе одно поручение. — Он повернулся к Михайлову. — Как будем добираться?
— Пойдем пешком. Здесь недалеко, подышим свежим воздухом.
УРОКИ АНГЛИЙСКОГО
В доме было тепло и уютно. От печи тянуло чем-то вкусным, словно хозяева знали, что будут гости, и специально готовились к их приходу. Но когда Михайлов и Мясников разделись и сели за стол, на котором уже стояли наваристый борщ, чугунок с парившей картошкой, тарелки с солеными огурцами и помидорами, мочеными яблоками, графинчик с наливкой, Антон Михайлович пояснил:
— Сегодня у нашего Алексея день рождения. Вот мы и решили со старухой отметить. Дожидались вас, Михаил Александрович, а тут и еще гость такой дорогой.
Хозяева хорошо знали Мясникова и не скрывали доброго расположения к нему. После того как выпили по стопке и закусили, Мясников спросил:
— Алексей пишет?
— Да, вчера два письма получили. Одно он писал полтора месяца назад — почта сейчас плохо работает, а другое отправил недавно, — пояснила Елена Петровна и кончиком платка утерла набегавшую слезу. — Ой, тяжко там ему, бедному, холодно да голодно...
— Перестань! — одернул жену хозяин — Война, кругом народ мается. Скажи спасибо, что жив.
— Где он сейчас? — спросил Мясников.
— Под Ивенцом, — угрюмо ответил Антон Михайлович и потянулся за графинчиком. — Давайте еще разок за него выпьем, может, икнется хлопцу, а думы о доме всегда душу согревают...
Засиделись в тот вечер допоздна. Говорили о войне, о связанных с нею тяготах, а когда Михайлов сказал, что Мясников останется на ночь, хозяева предложили: постелят ему на диване в комнате, где они ужинали. Но Александр Федорович отказался:
— Нет-нет, спасибо! Мы устроимся с Мишей у него, заодно и поговорим. Не часто доводится побыть вдвоем.
Хозяева приготовили в боковушке вторую постель — на полу. После короткого спора Михайлов все-таки заставил друга лечь на кровати. Лампу погасили и какое-то время лежали молча. Но вскоре Мясников нарушил молчание:
— Миша, сколько тебе лет?
— Скоро стукнет тридцать два, — и засмеялся. – А что?
— Да ничего, просто подумалось, что тебе довелось испытать за это время. Мне кое-что рассказывал Исидор Любимов. О тебе ведь в Иваново-Вознесенске целые легенды ходят.
— Иваново-Вознесенск сделал из меня революционера, — задумчиво проговорил Михайлов и вдруг предложил: — Хочешь, расскажу?
— Конечно.
— В пятом году мне пришлось переехать из Петербурга в Москву. Стал работать в Московском комитете партии. Но в начале мая был командирован в Иваново-Вознесенск. Там были сконцентрированы крупные силы рабочего класса. Условия жизни и работы — очень тяжелые: изуверская система штрафов, разных поборов, издевательства. Люди темные: по народному образованию Иваново-Вознесенск занимал во всей России одно из последних мест. Основательно сам засел за литературу, особенно — за работы Ленина. Удалось изучить историю революционной борьбы не только в России, но и в других странах, много времени уделял военной науке. Одним словом, и многое понял, и многому научился. Познакомился с Афанасьевым, Ноздриным, Варенцовой. Милые и добрые люди, настоящие революционеры. Мы создали регулярно действующие кружки, один из них даже был прозван Академией — так много давал он в деле обучения рабочих. Обзавелись типографией, которая печатала партийные издания, листовки, бюллетени. Мы их широко распространяли. Мне самому приходилось в то время очень много писать. Дальше — больше. Начали создавать отряды рабочих, которые именовались милицией. Обучили их владеть оружием, тактике уличных боев. Даже организовали производство оружия своими силами. Когда в декабре в Москве вспыхнуло вооруженное восстание, я с группой иваново-вознесенских и шуйских рабочих немедленно выехал туда. Сражались на баррикадах Красной Пресни, на Триумфальной площади...