«Утопление. Наверное, насильственно ».
"Наверное?"
«Пока мы говорим, патологоанатом проводит тесты».
«Есть что-нибудь, что вы знаете?»
«Он был гомосексуалистом».
- Тогда твой идеальный случай.
Герберт решил проигнорировать это последнее замечание. «Сегодня я мало что смогу сделать, так что приду завтра утром после завтрака и возьмусь за дело».
- И, без сомнения, на сверхурочную работу.
Герберт вспомнил, что когда в последний раз поднималась тема сверхурочной работы, Таллох утверждал, что вся система искажена. По его словам, мужчины, которым нужны были деньги для своих семей, были теми, у кого не было времени, чтобы заработать эти деньги; Напротив, тем, у кого было свободное время, не на что было потратить деньги.
Герберт посоветовал ему выделить время, а Таллоху - деньги. Таллоху это показалось прекрасной идеей.
«Что ж, - продолжил Таллох, прежде чем Герберт успел ответить, - все здесь слишком заняты, чтобы тратить время на выпивку из напитка, так что вы здесь более чем добро пожаловать. Вы наверняка знаете их места обитания лучше, чем мы. А что насчет сцены? "
«Я, конечно, запечатал его. Я проведу тщательный обыск утром, когда будет достаточно света.
«Гордон Беннетт, - сказал Таллох. «В конце концов, мы тебя кое-чему научили».
И он повесил трубку.
Станция метро South Kensington находилась более или менее в конце Эксибишн-роуд, поэтому Герберту удалось найти ее, просто идя прямо, уворачиваясь от заядлых пьющих, которые направились в частные клубы после обеда - членство на месте за пять шиллингов - и оставались там, пока полдень переходил к вечеру, питаясь виски по сниженным ценам и оплакивая удачу. Южный Кенсингтон и Эрлс-Корт были полны таких мест, никогда не бывших земель подстриженных усов, пальто в армейском стиле и старых школьных галстуков.
Спустя семь лет после войны они все еще были утомлены, по-прежнему цепляясь за свое непонятное чувство, будто что-то произойдет. Ветераны войны преждевременно и неестественно постарели, их карьера была разрушена конфликтом; многие из них отошли в сторону, чтобы не быть растоптанными молодыми людьми, отчаявшимися заполнить их обувь.
Герберт почти сразу обнаружил поезд, идущий по линии Пикадилли на восток. В трубной системе все еще не было тумана; действительно странные дни, подумал он, когда эти зловонные туннели, вызывающие клаустрофобию, были чище и ярче, чем реальный мир наверху.
Он сидел в почти пустом вагоне, листая записки, которые дал ему Рэтбоун. В них было мало удивления и даже меньше ободрения.
То, что блондин был утоплен против его воли, теперь почти не подлежал сомнению. Прямо под тремя ногтями справа были найдены нити шерсти, предположительно из одежды его убийцы.
рука и два слева. Его правая рука тоже сжимала ил и сорняки, предположительно застывшие в трупном спазме.
Рэтбоун мог бы написать большую часть того, что последовало за этим, на греческом, несмотря на то, что это имело для Герберта смысл, но, что бы он ни говорил, Герберт был счастлив поверить ему на слово.
Двусторонние кровоизлияния в плечи и грудь следовали за линиями мышечных пучков и, следовательно, соответствовали сильным разрывам, что само по себе свидетельствовало о борьбе. Такие симптомы можно было спутать с гниением, но внесосудистые эритроциты служат гистологическим доказательством истинного кровоизлияния. Более того, петехиальные кровоизлияния внутри века и на самом глазном яблоке были показателями чрезмерного предземного адреналина, как и аномально высокие уровни гистамина и серотонина. Все эти признаки соответствовали убийству.
Это была заплатка Герберта.
Поскольку гомосексуалисты были запрещены законом, из этого следовало, что у них есть преступный мир. Как намекнул Таллох, Герберт прекрасно знал, где находятся врата в этот конкретный Аид; в первую очередь квир-пабы, такие как Fitzroy Tavern на Шарлотт-стрит, Golden Lion на Dean Street и Duke of York на Rathbone Street, где домовладелец, которого в отчете Five однажды излишне описал как «эксцентричного», »Любил прерывать связи клиентов и выставлять их в качестве трофеев.
«Фицрой» был особенно известен не только из-за морских пехотинцев и гвардейцев, которые собирались туда субботними вечерами в поисках быстрого пикапа, но и из-за эклектичного качества его более открытой клиентуры; Дилан Томас (который, по-видимому, любил драться с гвардейцами), палач Альберт Пьерпойнт и сатанист Алистер Кроули все выпили там, Кроули, очевидно, изобрел свой собственный коктейль из джина, вермута и лауданума. Когда полиция провела обыск в этом месте и арендодателю было предъявлено обвинение, суд услышал, что «не может быть никаких сомнений в том, что этот дом содержался в очень беспорядочной и отвратительной манере».
В противном случае Герберт обыскивал такие заведения, надеясь, что назвал бы мертвого человека и его фотографию, на которой не было бы гробницы и лица, опухшего из-за утопления.
Однако до этого приходили обычные утомительные пути выяснения чьей-либо личности. Стоматологические записи могут быть проверены, отпечатки пальцев сопоставлены, общественные апелляции могут быть поданы; все это требует такого уровня персонала, который полиция не может себе позволить. Силам отчаянно не хватало людей, особенно в городах, и так было со времен войны. Слишком много молодых людей умерло, чтобы было иначе.
Герберт сошел в Грин-парке. Рекламные объявления приветствовали его, как старых друзей: «Доброе утро, начинается с Gillette». Пабы закрывались; через ненадолго приоткрытую дверь он услышал обычную шутку домовладельца. «Задницы и очки!» "У тебя нет дома, чтобы пойти?" и «Давай получим очки компании», - произносится с утомленным эрзац-росчерком провинциального актера.
Путешествие заняло десять минут, и все же это было похоже на переход из одного мира в другой. Южный Кенсингтон и Мейфэр могли быть разными континентами; Лондон может изменить лицо в мгновение ока, улица.