Я размышлял: "А ведь мы стали причиной бесовского позора... эти твари могут нам отомстить!" Я прямо чувствовал, как волосы на голове дыбятся.
- Учитель, - я взмолился, - они, возможно, уже затеяли погоню. Придумай, где нам спрятаться.
- Да, вижу, ты паникуешь. Давай по склону спустимся, и, если доберемся до следующего рва, нас уж не достанет никакая...
Он не успел закончить -- я уж видел бесов, несущихся к нам на черных крыльях. Вергилий меня схватил чуть не в охапку -- и мы вместе покатились по скату вниз. Казалось, учитель меня держал как малое родное чадо. И вот уж мы на ровном выступе, а демоны застыли наверху: нарушить границы рвов они не в силах. Вокруг же нас неспешно и понуро бродили тени тех, кто на Земле прослыли лицемерами. Все они несли покрытые фальшивой позолотой одежды из свинца. Я не в силах был слышать их горький плач. Мы пошли налево.
- Тосканский говор узнаю, - стоная произнес один из здешних мучеников, - не торопись, живой: вдруг, я чем смогу помочь...
Вергилий дал мне знак притормозить и с этой тенью, с трудом несущей плащ свинцовый, побеседовать. Подковылял второй. Долго они меня пытливо изучали, наконец первый пробурчал:
- Мы из Болоньи, были рыцарями Девы Марии. Я -- Каталано, он -- Лодеринго. Твой народ призвал нас хранить спокойствие. Ну, ты знаешь, как мы исполняли долг.
-Да уж, - хотел я правду-матку рубануть, - дела ваши...
Но умолк в смятенье, разглядев распятого тремя колами -- горизонтально, всего в пыли. Это существо затрепетало, меня увидев.
-А, этот, - равнодушно пояснил Каталано, - Каифа, первосвященник иудейский -- тот, кто придумал Спасителя казнить. Его удел -- лежать прибитым к камню и смотреть, как мы тут свинец таскаем. Здесь все из тех, кто в удел еврейскому народу злое семя оставил.
Я приметил, что Вергилий смотрит на распятого и попранного с немалым удивленьем. Мы расспросили братьев-рыцарей о дальнейшем пути. Каталано указал дорогу поверху, над обвалом. Оказалось, бес нас все-таки попутал.
Теперь учитель меня поддерживал, поняв, что я значительно устал. Мы осторожненько ступали по камням, казавшимся столь неустойчивыми. Верх обвала -- путь коварный. Пришел момент, когда я просто сел, поняв, что силы меня вконец оставили.
- Эй! - воскликнул проводник, - Лежа на перине славы не обретешь. Кто отступает, оставляет в мире такой же след как дым костра или морская пена. Восстань, мой сын, не может быть побед запретных духу, если он не поддается унынию. Нам еще потом ввысь шагать по лестнице, которая гораздо длиннее.
Я приподнялся и даже постарался показать учителю, что бодрость ко мне вернулась, хоть это было совсем так. И я солгал:
- Да, теперь я полон решимости!
На самом деле идти стало еще труднее; карабкаться пришлось, едва цепляясь за выступы скал. Уж снова я собрался пасть духом -- тут из расщелины донесся шум. Вначале я не понял: голос ли это или иное что-то, но факт, что это сотрясенье воздуха стихало. Взглянув в прореху, я увидел только тьму.
- Учитель, - я шепнул, подразумевая выкроить для отдыха хотя б минутку, - давай сойдем чуть вниз, постоим у края и прислушаемся.
Он согласился. Мы спустились -- и оказались на краю кольца. Я и теперь от страха холодею, когда картину, представшую пред нами, припоминаю: там, во рву весь извивался громадный ком змеюк. Наверное, во всей Ливийской пустыне столько гадов не наберется. Посреди этого змеиного болота шевелились совершенно обнаженные тени людей. Рептилии душили своих жертв, стягивали руки, впивались в шеи... Я наблюдал, как одна из душ, искусанная вся, вспыхнула и сгорела, но пепел очень скоро собрался в ту же человеческую форму. Учитель спокойно вопросил восставшего подобно птице Феникс:
- Кто ты такой?
- Тосканец я, - ответил нам несчастный, - в этот мир попал совсем недавно. Поделом: на Земле существовал скотиной, а жить по-человечьи вовсе не желал. Я ублюдок Ванни Фуччи по кличке Зверь.
Я удивился. Этого злодея я знал: он был грабителем, убийцей. Но как же так: ров заготован для воров, а не насильников...
- Земляк, - сказала тень разбойника, - мне и самому противно попасть в эту компанию. Но здесь, в Аду нет смысла скрывать: украл я в храме утварь церковную, был грех. А к ответу привлекли другого. Но слушай: если к свету выйдешь, тебе я кое-то предвосхищу, чтоб ты особо и не торжествовал...
Злодей поведал мне о будущем: где белые разгромят черных и наоборот, когда я и мои соратники будут изгнаны. Закончив предсказание, тень злорадно добавила:
- Это я тебе, приятель, для того все рассказал, чтоб тебе худо было жить. - Вскинув вверх обе руки с пальцами, в фиги сжатыми, Зверь взревел: - Вот тебе, Боже праведный, мои святые кукиши!
Тут же одна из змей обвила горло негодяя, другая -- скрутила руки. С той поры, признаюсь, я сострадаю далеко не всякому из падших. Здесь, во рву седьмом я видел и другие проклятые души. И даже тень кентавра! Его облипли змеи, а над головой навис дракон. Учитель пояснил, что и человекоконь сюда попал за воровство: утянул у Геркулеса стадо.
Среди воров узнал я сыновей знатнейших из родов родной Флоренции -- целых пять душонок! Да, их тени теперь страдают, превратясь в уродцев. И я их не жалею...
...Снова я устало поплелся за учителем. В восьмом по счету рву нам предстояло увидеть совсем уж невообразимое. Мой взор заворожила игра роящихся огней.
- В каждом из них, - пояснил Вергилий, - запрятан дух.
Поэт, указывая поочередно на тот или иной огонь, имена произносил, известные из преданий древних. Я разглядел, что эти сгустки плазмы рогаты. Один из них -- полумифический Улисс и у него был голос. Я захотел узнать: как он погиб на самом деле?
- Когда расстался я с Цирцеей, - поведал мне в огне плененный дух Улисса, - целый год скрывавшей меня там, куда потом пристал Эней, ни тоска по сыну, ни страх перед отцом, ни долг пред Пенелопой не могли смирить мой голод приключений. На судне небольшом, с друзьями я познал Марокко, Испанию, Сардинию, другие острова. Мы прошли пролив у Геркулесовых столбов и я сказал друзьям: "О, братья! Мы прошли немалый путь, и, пока еще в нас живы земные чувства, давайте посвятим их постиженью новизны. Отправимся к закату, чтобы открыть безлюдный мир!" Мне удалось воодушевить команду и мы отважно повели судно наше в неведомое. Но на беду и не заметили, что коварное теченье нас отклонило к Югу. Пять лун прошло, а мы все плыли, познав другие небеса. И наконец пред нами открылась громадная гора. Недолго мы торжествовали: корабль наш увлек гигантский водоворот. Трижды покружив, на четвертый нас поглотила мрачная пучина...