Средняя Эдда - Захаров Дмитрий страница 2.

Ас сидел за столом, одновременно писал в почту, что-то смотрел на айпаде и слушал доклад оперов по громкой связи.

– Пошли их куда подальше, – говорил он радостно, – пока не отработают все темы, пусть даже не заикаются. Какой еще суд?!

Сегодня он лучезарный: уголок рта вверх, в глазах глубокая нежная издевка, в манжетах шитой белоснежной рубашки – гербовые запонки «Кингс Колледж». Либерал и просветитель.

– Ну и что? – спросил он, отрываясь от всех своих экранов и протягивая руку.

– Здравствуйте, Александр Сергеевич. На сей раз отлично.

Я стал подробно рассказывать ему о картине. Он, конечно, уже знал всё в деталях, но позволял повторить еще раз – как если бы сверял с ответами в учебнике. Фирменный прием: не только в перекрестном опросе, вообще. Думаю, наша Конюшня – сама по себе побочный продукт его желания сличать показания, заслушивать в параллели, иметь двадцать четыре варианта новогоднего поздравления. Не удивлюсь, если в двух кварталах есть еще одна такая же контора. Или две. И в них тоже сидит аккуратный, предупредительный, опасно обаятельный Ас.

– …мишень – трое на электростульях. Посередине – босс второй телевизионной кнопки, рядом – с длинными волосами – первой. Третьего не знаю, но не трудно догадаться. Наш клиент в правой части – вот видите, собачья голова… Текст такой:

Ас, наконец, не выдержал.

– Знаешь, Дима, – сказал он, – надо бы разложить это всё в таблицу… Георгий что-то такое уже начинал, спроси у него. Чтобы по персонажам, да? И расписать.

– Для своих или вовне? Комментарии нужны?

– Пиши пока для своих. Потом, может, после вторничной планерки раскидаем по адресам… ладно, ты не тяни, – оборвал он сам себя, – что там про голову? Думаешь, публика считает, кто это?

– Сначала, конечно, будут смотреть на телевизионных. Я, кстати, думаю, мишень – средний, пока все ссылки на него. Но голова – слишком очевидный намек. Только-только улеглось, как он в юности щенкам головы резал. Так что ему это уже второй звонок.

Ас заулыбался и уставился в потолок. Он любит так делать, когда считает, что поймал своих высоких друзей за причинные места.

– Точно уверен?

– Уверен, Александр Сергеевич.

Видимо, я сказал это с излишним удовлетворением.

– Надеешься, что вот-вот начнется? – снисходительно поинтересовался он. – Хочешь умереть на баррикадах?

Я пожал плечами. Дайте баррикады, а там посмотрим. Правда, если я отчего-то выжил во время прошлых, это же говорит не в мою пользу, да? Не в мою, и не в нашу. Это говорит в пользу Александра Сергеевича. А ведь его «старшие» тогда уже побежали – самолет стоял под парами. Даже, говорят, дочку мэра перевезти успели. Но потом обошлось. До сих пор не знаю, само или договорились.

– Специально оставили для широкой публики, – сказал я, – а еще, похоже, придержали цензоров…

Ас кивнул. Он глянул на экран смартфона и сбросил звонок. Как это обычно с ним бывает, приняв решение, хозяин Конюшни в секунду меняется: вот уже удалил расслабленность, подобрался, нацепил лицо с кривой полуулыбкой. Вот-вот прыгнет. Он уже сам всё понял, я ему ничего не открываю.

Ас чуть заметно качнул подбородком.

– Твой прогноз, как быстро утечет сюжет?

– Смотря к кому попадут наши записи.

– Ни к кому.

– Тогда, может, дня два.

Он недоверчиво хмыкнул.

– Думаешь, ты один такой герой?

– Хотел бы надеяться.

Я не то что бы кидаю понты. Дело не в том, что я прекрасный аналитик, вовсе даже наоборот. Я хрен знает кто. Но я хрен знает кто с исходниками, и это именно я решаю, что покажут остальным. Значит, наша контора уже сегодня зальет нужную версию в ваши голубые экраны. Сам Хиропрактик едва ли вывалится из… где он там по общим представлениям? Из лизергиновых облаков. Ас продолжит улыбаться мудачью за его, мудачья, деньги. Мы с коллегами будем верстать ориентировки. Три фантика-бантика, три родных братика, три акробатика. Всё как всегда.

– Про фею убивающего домика нет новостей? – спросил я. – Это ведь уже шестая картинка из двенадцати, зима близко.

Даже если Александр Сергеевич что-то узнал, он ничего не скажет, это понятно. Но я его давно знаю: когда Ас приближается к добыче, у него нет-нет, да и сверкнет в глазах такое… абсолютное превосходство. Приквел тотального торжества.

Нет, смотрит ровно.

– Занимаемся, – говорит.

– А если бы нашли?

– Если бы нашли, Дима, – Ас внимательно разглядывает маникюр на указательном, – то есть если бы вычислили нашего рисовальщика, тебе не пришлось бы больше думать про свою ипотеку.

– Стесняюсь предположить, о чем бы не пришлось думать вам.

– Это хорошо, что еще чего-то стесняешься.

Окликнул уже в дверях.

– Никому про псоглавца, договорились? Славе, этому твоему Саше… никому! Считай, что подписал эндиэй.[1]

Видишь, Настя, эндиэй.

Вечером воскресенья сидели у Славки на даче. Пиво. Остывшее московское солнце напоследок поглаживает поле для гольфа. Слава у нас знатный гольфист. Когда жил с папой-послом в Голландии, вроде бы даже блистал на юношеских чемпионатах. Он и сейчас любитель пройтись по лункам, временами втягивает в это дело разный статусный народ. Даже мне пару раз предлагал, но я не люблю этот гольф, дружище Слава. И дачу. И даже пиво это – не очень. Вот дочки у тебя хорошие. Это тебе повезло. Тебе вообще повезло… Прав Овечкин: я, наверное, завидую.

Старшей – девятилетней Милке – я из каждой поездки привожу сов: плюшевых, пластиковых, деревянных, – она их собирает. Огромный уже совятник – на два стола, застеколье книжных шкафов и коробки, коробки, коробки. Галка ругается, когда я тащу новых подселенцев, а Милка – как в первый раз – смешно тянет к сверткам обе руки, будто гимнастка, которая на вытянутых ловит булавы…