За монументальным зданием, которое начинали строить пленные японцы в одна тысяча лохматом году, начиналась зона отдыха - парк и стадион. Тут он раньше гонял в футбол, и не без успеха, входя одно время в юношескую сборную города. А прямо по курсу, в просторном сквере, высились три могучие фигуры - памятник красным партизанам, отличившимся в Гражданскую войну. За каменными исполинами начинался лесной массив. Поэтому ансамбль из партизан так и называли "Трое вышли из леса".
Сорокин подошел ближе и увидел, что у низкого постамента памятника, на корточках, сидит коротко стриженый парнишка восточного происхождения и подкрашивает постамент кистью, макая ее в ведерко с черным лаком
- Здравствуй, Хо ши мин! - поприветствовал его Мишка.
- Моя не Хо ши мин, моя Пак Ин Чер, - с подобострастной улыбкой поправил маляр.
- А, ну спутал, извини. Что делаешь?
- Скоро праздник. Дали задание.
Мишка хотел спросить, какой праздник, но догадался сам. День Шахтера, который по привычке еще отмечали, прошел, и теперь приближался День города. Пятидесятый по счету. Наверно, скоро этот статус снимут, и опять будет рабочий поселок... Вообще-то нет, корейцы и китайцы спешат восполнить убыль населения.
- А от какой ты организации, Пак?
- От Коммунхоза, - тот продолжал приветливо улыбаться.
"Вот куда можно устроиться, - подумал Мишка. - Но только не маляром. Западло мне, сыну художника и самому без пяти минут художнику, маляром".
Здесь же, в сквере, слева от каменных партизан расположился стенд с портретами "Лучших людей города". Он давно не обновлялся за неимением средств в бюджете и сильно пообтерся. С левой шеренги на Мишку внимательно смотрел брат Петр - в шахтерской каске, с фонарем на лбу. И надпись внизу под портретом подтверждала, что это передовой шахтовый слесарь Петр Алексеевич Сорокин (мать после первого мужа фамилию не меняла, и все три брата оставались Сорокиными). А рядом изображения еще нескольких знакомых лиц. Ну, тут никак нельзя равнодушно пройти. Он вернулся к добросовестному корейцу (или китайцу).
- А ну-ка, Ким Чен Ир, дай на минутку кисть и ведро, - попросил и, не дожидаясь позволения, чуть ли не вырвал кисть из рук опешившего рабочего.
Первым делом подошел к портрету брата и, от старания высунув кончик языка, аккуратно написал под портретом: ЛАБУХ. Затем приблизился к портрету цивильно одетого мужчины с добродушным лицом. Под этим значилось: "Г. М. Платов - тренер детской спортивной школы". Мишка горестно посмотрел на него, пробормотал: "Эх, Гоша", - и, макая в ведро, стал обводить портрет черной рамкой. А на теле портрета сделал уточняющую надпись: СГОРЕЛ ОТ ВОДКИ.
Дальше его заинтересовал портрет лысого, благообразного мужчины с ласковыми глазами. Под ним надпись поясняла: директор музыкальной школы. И тут пришлось внести изменение: НАРКОДИЛЕР ФРОЛ.
Под носатым мужчиной Мишка подписал: ПЕДОФИЛ КЕША. Под портретом симпатичной женщины с цветным галстуком-бантом (директор текстильной фабрики) внес уточнение: НАША МАМОЧКА.
Знакомых лиц оставалось еще много, и он продолжал трудиться. Но вдруг его резко окликнули.
Позади стоял знакомый сержант, который отказался выдать справку, что он, Мигуэль Серафимович Сорокин, является подозрительной личностью.
- Опять хулиганишь?
- Ничуть, - не растерявшись, ответил Мишка. - Вношу поправки в связи с реальными переменами в жизни. Вон то, - показал кистью, - мой брат. Мне бы не знать, кто он сейчас. Этот - бывший тренер по футболу. Запил, когда ДСШ закрыли. Ну, а энто мурло - в настоящее время зону топчет. И теперь сам свой задок мужикам подставляет.
- Про этого знаю, - хмуро вставил сержант. - Ты вали отсюда быстрей, пока я добрый. А то пятнадцать суток схлопочешь.
- Слушаюсь, товарищ командир, - осклабился в улыбке Мишка. - Основную работу я уже проделал.
Он отдал корейцу ведро и краску и пошел дальше - к деловой части города. Вскоре попалась одноэтажная контора Горкоммунхоза. Прошелся, разглядывая таблички на дверях.
- Вам чего? - спросил вышедший из кабинета выбритый, прилично одетый мужчина.
- Я на работу устраиваться.
- У нас вакантных мест нет. А кем бы вы хотели?
- Да вот, замечаю, запустили вы город. Дизайнером по ландшафту возьмете?
Этот фраер ничего не ответил, усмехнулся и скрылся в другом кабинете. "На дизайнера и нарвался, - решил Мишка. - Ну, на нет и суда нет".
Дальше, в переулке, расположилось дорожно-ремонтное строительное управление, сокращенно ДРСУ. Эта контора еще функционировала, судя по тому, что не все асфальтные дорожки в городе заросли травой-муравой. В недра здания его не пустили, а вышедший к проходной хмурый господин спросил:
- А что ты можешь?
Вообще-то в кармане у Мишки лежало удостоверение сварщика шестого разряда. Но пресная физиономия спрашивающего так и подмывала ответить словами из анекдота:
- Копать могу.
- А еще что? - брюзгливо спросил служащий.
- А могу и не копать.
- У нас экскаватор копает.
Фу ты - ну ты, продвинутый какой. Ну и пусть себе копает. Мишке расхотелось работать в одной компании с этим долбаком, который анекдотов не понимает. Он так и не вытащил удостоверения. Да и на самом-то деле у него был четвертый разряд, но "ловкость рук и никакого мошенничества" повысили квалификацию. Он вытравил прежнюю запись перекисью водорода и сделал свежую. Жаль, что разрядов существовало всего шесть, а не четырнадцать, как при Петре Первом. Мишка еще из школы помнил, что раньше были такие: "генералы от кавалерии". А он мог бы стать "генералом от сварки". Все умел: потолочную сварку, любую другую. Даже варил, повиснув вниз головой. По крайней мере, Митрич не обижался, только хмыкал одобрительно: "Ты как обезьяна. Жаль хвоста нет, легче было б цепляться". Шутил он мало и, придумав эту шутку, только ее и повторял.
Дорога пошла в гору. Возле нового, недавно открытого супермаркета "Не проходите мимо" Мишка встретил местного композитора Геру Трегубова, которому когда-то, играя в футбол, сломал ногу. Столкновение было очень сильным, на предельных скоростях обоих. Бедный Гера, вылетев за пределы поля, и головой еще о бетонную скамейку ударился. Сейчас он, худой и бледный, в просторном пуховике, шел, никого не замечая и прижимая к груди яркую коробку. Может, на ходу сочинял симфонию.
Сорокин остановился и покачал головой. Надо же, родители этого парня нормальные люди; отец - известный в городе человек, в горсовете заседает, а мать вся в бизнесе - деловая, дальше некуда. Целую сеть складов, магазинов держит. А вот сыночка будто пыльным мешком из-за угла ударили.
Гера наткнулся на человека, нарочно вставшего на его пути, и недоуменно сощурился. Ко всему, он еще был и близорук.
- Ну, привет, Геракл!
- Здравствуйте, - вежливо и недоуменно отозвался композитор. - Вообще-то я Герасим.
- А, приму к сведению. Неужель меня не припоминаешь?.. Мы ж вместе в футбол играли. Я тебе еще ногу сломал и попытался кость на место вправить. Прости, не получилось. По анатомии у меня двойка была. Но, как говорится, нет худа без добра. Ты после того случая на музыку переключился. Благодарить меня должен.
- Спасибо, - послушно сказал Гера.
- Над чем сейчас работаешь, если не секрет? Над оперой, опереттой или, по примеру Себастьяна Баха, фуги сочиняешь?
- В мэрии попросили к юбилею города что-нибудь написать. Вот этим сейчас и занимаюсь.
- И как успехи?
- Музыка почти готова, а со словами до сих пор мучаюсь, - Трегубов оживился. - Вот посудите сами. Как думаете, не слишком ли пафосно первая строчка у меня звучит: "Синие сопки наш город пленили".
Мишка огляделся. Городок лежал в долине, окруженный сопками. Ближние желтели березами и осинами, зеленели лиственницами, а дальние даже сейчас, осенью, и точно, казались синими. А рядом торчала рукотворная сопка, созданная стараниями брата Петра и его товарищами шахтерами. Ее вершина еще дымилась, но подножие уже заросло травой и мелким кустарником.