Николай Михайлович стоял с видом невозмутимым и даже насмешливым, пока полицейские разворачивали на полу свою куколку. Фон Мекк прошел за стол и уселся на его место - он двигался легко, как танцор - и теперь сидел, играя тростью. Перчатки на нем были тончайшие, цвета маренго, а партикулярное платье - в глуховатой палитре поздней осени, сероватый пурпур, самый модный цвет сезона. На клюве его носатой маски были вырезаны ноздри, узкие, каплями, подобные льняному семени.
- Мe surprendre! - повторил господин фон Мекк. Копчик и Аксель переглянулись. Человек из свертка уже сидел на полу, лохматый, с круглыми глазами, и наряд на нем оказался ничуть не хуже, чем на господине фон Мекк - в лососинных тонах с серебристым позументом.
- Алексей, проведи для нашего гостя ознакомительный тур, - обратился к Акселю Николай Михайлович, и в звонком его голосе слышалась ирония, - Расскажи об инструментарии, с которым работаешь, и при необходимости препроводи сего господина в мертвецкую - покажи, какие орудия каковые следы от себя оставляют, - Николай Михайлович повернулся к господину фон Мекк и пояснил почтительно, - Алексей молодой кат, но весьма толковый. В Геттингене учился, знает латынь и греческий, а все, что делает - делает с глубочайшим знанием...
Полицейские подняли гостя и подвели к дыбе - сам тот не шел. Аксель любезно разложил перед ним богатую свою коллекцию, тряпицей протирал скобы и крючья и о каждом подробно рассказывал - по-русски и по-немецки, неизвестно, какой нации окажется гость. Фон Мекк подманил к себе Николая Михайловича и что-то зашептал ему на ухо. Копчик ощутил себя лишним, но уйти не решился, стоял с бумагами возле своего столика.
Визит в мертвецкую не понадобился - когда Аксель принялся любовно оглаживать длинную стальную иглу и воркующе повествовать, куда заходит та игла в раскаленном виде, гость закатил глаза и опал. Полицейские поддержали его - на весу.
- Плод созрел, - фон Мекк поднялся со стула, - Николас, отведи нам с предметом моей страсти отдельный кабинет, - фон Мекк обнял Николая Михайловича за плечи и повлек за собою к выходу, - Шампанское можешь не подавать.
Гостя полицейские несли за ними следом, поддерживая под локотки.
- Может, писарь вам нужен, господин фон Мекк? - поинтересовался Николай Михайлович. Он оглянулся на Копчика и подмигнул.
- Не стоит, - отмахнулся фон Мекк маренговой своей перчаткой, - Сашечка у нас грамотный, сам все напишет. И подпишет. Перо с бумагой подай.
Процессия покинула пытошную, только тряпки остались лежать на полу. Аксель невозмутимо протирал ветошью зубчатые большие щипцы.
- Кто это был? - шепотом спросил Копчик.
- Господин фон Мекк, секретарь полицейского управления, - вполголоса проговорил Аксель, принимаясь за стальное кольцо с обточенными краями, - Господин фон Мекк воспринимает свою высокую должность как приватирский патент.
- Хороший какой господин, - задумчиво произнес Копчик, - нарядный такой, в шляпе с пухом и в перчаточках...
- Так немец. Каким еще, по-твоему, должен быть господин фон Мекк?
- Такие перчаточки ты у наших кожемяк не купишь, эти перчаточки приехали прямиком из Парижа, и не каждый дворянин может такие себе позволить. В Париже такие перчаточки только начали нашивать.
- А ты откуда знаешь? - Аксель захлопнул ящик с инструментами и поднял на друга удивленные глаза, - Или ты модник?
- Я все должен знать, служба обязывает, - пояснил Копчик, - пойду, отдам протокол копиисту, а то все листы обрыганы. Так хоть чуть подсохли...А ты понял, что говорил тот нарядный остзеец?
- Он всегда говорит одно и то же - "удивите меня". Такая у него присказка.
- По-французски или по-немецки, не понять?
- Это не то и не другое. Господин фон Мекк говорит на лоррене, хотя искренне почитает его за французский, - усмехнулся Аксель, - возможно, у него был дурной гувернер.
- Что за зверь такой - лоррен?
- Язык Лотарингии. В моем Геттингене был один лотарингец - они говорят по-французски, но с немецким произношением, не каждый француз их поймет. Видно, один из этих жуликов и попался фон Мекку в учителя...
Зимою того же года Копчик чуть было не уверовал с существование доппельгангеров. В темном переулке по пути со службы напали на него лихие люди, ударили по голове доской и сняли все - сапоги, кафтан зимний, теплый, рубашку голландского полотна, штаны утепленные, шапку кроличью, даже варежками не побрезговали. Сапоги особенно было жаль. Бесчувственного Копчика обнаружил полицейский патруль, завернул в тулуп и препроводил в участок. Дежурный, увидев коллегу в столь жалком положении, пообещал немедля сыскать обидчиков. Копчик, впрочем, особо на это не надеялся. Послали за Акселем - Аксель и Копчик с недавнего времени вместе снимали квартиру у одной косоглазой вдовы-капитанши. Примчался сонный Аксель - со штанами и прочим добром. Копчик же, ожидаючи, разговорился с дежурным, тот поведал завернутому в тулуп дрожащему Копчику несколько утешительных полицейских баек. Копчик в ответ рассказал, поправляя на носу чудом уцелевшие очки, как явился к ним в крепость мундшенк с собственноручной запиской от государыни, предписывающей "сего мундшенка высечь плетьми за сквернословие, пьянство и блядство".
- Удивил ты меня, - рассмеялся дежурный, - начальник наш, секретарь фон Мекк, все требует, чтобы мы его - удивляли. Ты бы ему понравился...
- Я видал как-то вашего фон Мекка. Он высокий и ходит так - плавно, словно танцует.
- Он шар и катается как шар, - возразил дежурный, - если досидишь до утра, увидишь, как он выкатится из своей кареты. К шести пополуночи он у нас уже на службе. Немец!
Копчик подумал, что у всех свои представления о строении мужской фигуры, и тут-то и явился Аксель с вещами.
- Здоров, коллеги! - поприветствовал он Копчика и дежурного, - Труженикам в полях шлю привет от канцелярских крючков! - это предназначалось одному дежурному, - Как же тебя угораздило, жертвочка? - второе уже было для Копчика.
- Сам не знаю, прохлопал, - смутился Копчик, - говорят, намедни самого Липмана тати общипали, а он банкир, с охраной ходит, куда уж мне-то?
- Верно, общипали подлеца, - подтвердил дежурный.
- Эх ты, рыцарь крапивного семени, - Аксель передал Копчику тюк с вещами, - Облачайся. И пока я был удивлен, сняли куртку, штаны и часы...
- Нет у меня часов, дороги они, - отвечал Копчик, первым делом влезая в штаны.
- Это я так, стихи. Обидчиков-то найдете? - не без лукавства спросил Аксель у дежурного.
- Будем искать, - прогудел без интонации дежурный. Вернулся с обхода патруль. Грелся у печки, отряхивая снег и топоча сапогами. Копчик оделся, подписал заявление, составленное под его диктовку - обстоятельное, логичное, замечательно сформулированное, но совершенно бесполезное.
Копчик и Аксель вышли на крыльцо - в черном небе мерцали звездочки, но было уже утро.
- Может, сразу на службу? - предложил дисциплинированный Копчик, - Чтоб лишних кругалей не делать?
- Пошляк ты, - обиделся Аксель, - что тебе там - намазано?
- Вон кому намазано, - кивнул Копчик на подъехавшую карету, - Бери пример. Господин фон Мекк, с шести часов на службе.
Аксель сделал странное движение - словно хотел отвернуть Копчика от кареты, но в итоге всего лишь взял его за рукав. Дверца кареты распахнулась, на землю скатился румяный колобок в пуховой нарядной шляпе и с достоинством проследовал мимо друзей - как мимо пустого места. За дверью послышался топот, нестройные приветствия, и приятный гортанный голос произнес отчетливо на чистейшем французском:
- Eh bien, messieurs me surprendre!
- Пойдем, Копчик, - Аксель потянул товарища за собой, - Не думай об этом, не стоит. Не нашего ума это дело. Считай, что они доппельгангеры.
1998 (лето)
"Нас было трое, и все в нашей жизни было разделено поровну на троих. Если же одному из нас выпадало чуть больше - счастья ли, горестей ли - он всегда мог поделиться с другими своими братьями. Любви же из нас троих более всех пришлось на долю младшего из братьев - потому что двое старших любили его бесконечно.