Нырнув в люк, юнга соскользнул вниз по трапу с ловкостью морского угря, но Хорнблоуэру потребовалось все его умение и ловкость, чтобы осторожно сползти с верхней палубы сначала в тускло освещенное пространство пушечной палубы, а затем еще ниже в твиндек* [Твиндек - межпалубное пространство во внутренней части корпуса судна, лежащее выше трюма.]. До ушей его доносились самые разнообразные звуки, по большей части незнакомые, а обоняние тревожили многочисленные запахи, тоже незнакомые и не слишком приятные. У подножия каждого трапа мальчику-юнге приходилось задерживаться и поджидать его, что проделывалось юным проводником с плохо скрываемым чувством превосходства и пренебрежения к "сухопутной крысе".
Спустившись по последнему пролету, Хорнблоуэр окончательно потерял ориентировку и не мог даже сообразить, находится он в носовой или в кормовой части корабля. Спуск закончился в чуть освещенном помещении. Единственная свеча, укрепленная на медной пластинке посреди круглого стола, скорее подчеркивала темноту, чем рассеивала ее. Вокруг стола расселись в непринужденных позах с полдюжины людей в тельняшках. Юнга куда-то испарился, оставив мичмана одного. Он простоял несколько секунд перед сидящими за столом, прежде чем его личность привлекла к себе внимание усатого малого с пышными бакенбардами, очевидно, главного в собравшейся компании.
- Скажи нам что-нибудь, прекрасное видение! - весело обратился он к Хорнблоуэру.
Юноша почувствовал невыносимый приступ тошноты. Его состояние еще усугублялось жуткой духотой и вонью, царившей в мичманской. Ему было трудно говорить, к тому же он пока не знал, как это сделать, чтобы не вызвать насмешек. Наконец он собрался с духом и пролепетал:
- Меня зовут Хорнблоуэр.
- Ты даже не представляешь, как чертовски тебе не повезло, - заметил без тени сочувствия сосед усатого по столу.
В этот момент сильный шквал ударил в борт "Юстиниана", заставив корабль резко развернуться по ветру. Хорнблоуэру показалось, что мир вокруг него сорвался с места и бешено закружился перед глазами. Он зашатался на месте и почувствовал, как на лице у него выступает горячий пот, несмотря на то, что сам он только что дрожал от холода и сырости.
- Я полагаю, - снова заговорил усатый, - ты возомнил себя моряком? Еще один тупица-недоросль на наши головы, которого нам же придется учить, да еще и отвечать за него! Да вы только посмотрите на него!
Усатый широким жестом обвел всех присутствующих и остановил указующий перст на бедняге.
- Посмотрите на него, говорю я вам! Мне жаль нашего короля, если он не нашел ничего лучшего для пополнения своего флота. Сколько тебе лет?
- Семнадцать, сэр, - чуть слышно прошептал Хорнблоуэр.
- Семнадцать! - усатый сплюнул с нескрываемым отвращением. - А знаешь ли ты, что настоящий моряк должен начинать службу самое позднее в двенадцать, если, конечно, он рассчитывает сделать карьеру? Семнадцать! Да ты хотя бы знаешь разницу между калом и фалом?* [Фал - снасть, при помощи которой поднимают на судах паруса, реи, флаги и пр.]
Последнее замечание вызвало оглушительный хохот всего общества. Хорнблоуэр почти ничего не соображал в этот момент, но у него все же хватило ума догадаться, что он стал жертвой обычного розыгрыша и поэтому постарался ответить так, чтобы не ударить в грязь лицом.
- Будьте уверены, джентльмены, - скромно сказал он, - что при первой же возможности я выясню этот вопрос в "Навигации" Кларка.
Корабль снова дернуло, и Хорнблоуэру пришлось уцепиться за край стола, чтобы не упасть.
- Джентльмены... - начал он, с трудом понимая, что говорит, но его монолог был прерван в самом начале возмущенным криком усатого.
- О, Боже! - воскликнул тот. - Да у него морская болезнь!
- Морская болезнь! И где? - В Спитхеде! - поддержал его сосед таким тоном, что трудно было разобрать, чего в нем больше: изумления или отвращения.
Но бедный юноша уже прекратил воспринимать окружающее сколько-нибудь отчетливо.