— Понятно, а т-ты? Т-ты можешь отказаться от светлого дара? — от охватившего меня холода, внешнего и внутреннего, я клацала зубами.
Сияние Василисиных глаз стало каким-то нереальным. Я уже почти верила ей, когда она шептала:
— Нельзя отказаться от благодати, ее можно передать, передоверить другой душе, не менее светлой и сильной. Ошибешься — и свет выжжет недостойного или слабого. Тогда погибнут обе души: моя и того, кто не справился.
— И ты ни разу не находила равную себе? — удивилась я.
Неужели на Земле не нашлось достойных людей? Да бред же, хотя все, о чем мы сейчас говорили, тоже казалось мне бредом. Какие-то темные, демоны, суженые, эльфы, магический мир Игая…
— Нашла, здесь, в твоем лице! — огорошила меня Василиса. — Даже сейчас твоя душа сияет, в ней нет ненависти к тому, кто пытал тебя двое суток. Ты сожалеешь, что вероятно никогда не увидишь родных, друзей и даже мужа, который ушел…
Я торопливо заступилась за бывшего:
— Мы вместе решили расстаться, Андрей — хороший человек, просто мы ошиблись, приняли страсть и дружбу за любовь.
Мне вообще-то везло на хороших людей: умных, порядочных, преданных родным и делу. Если бы не маньяк, я уверена, мы бы с Андреем сохранили, если не дружеские, то вполне добрые, приятельские отношения, как не сомневаюсь, что он вместе с друзьями и родителями уже роет землю, чтобы найти меня. Но они ищут в городе, вряд ли кому-то придет в голову, что маньяк, уже три года держащий в напряжении полицию и горожан, сразу увозит свои жертвы в глухомань, в заброшенную деревню. И уже здесь, не торопясь, режет их на куски, заставляет мечтать о смерти как о высшей благодати.
— Да, — твердо шепнула Василиса, — твоя душа точно выдержит мой дар. Если бы ты согласилась его принять…
— Неужели тебе не жалко расставаться с магией? Со светлым, родным миром, где остались твои родные и близкие эльфы. Остались? Вы же долго живете? Неужели не тянет вернуться домой, где, возможно, живут драконы, бродят тролли и порхают сказочные феечки. Наверное, Игая — красивый мир, я бы хотела на него посмотреть… и родителей тоже хоть разок бы увидеть хотела, попрощаться… — По щекам побежали обжигающие слезы, затем я уже совсем тихо добавила: — Может, с темным в паре, у тебя все сложится. При хорошей жене и муж может стать человеком. Ведь он нормально к тебе относился во время встреч…
Скрипучий смех Василисы даже у меня вызвал приступ боли в ребрах. Как она терпит? А потом тишину нарушил ее горький, словно пепел, голос:
— Вы, не наделенные магией люди, считаете, что она решает все. Боги тоже так считали, когда отправили меня на Землю в наказание. Но ваш мир — прекрасен, свободен! Я здесь вольная птица. Могу стать борцом за свободу, святой, могу возглавить целую страну — и все это без толики магии. В отличие от темных, отказавшись от дара, я не потеряю свет своей души. Останусь собой. Переродившись вновь на Земле, я буду распоряжаться жизнью как захочу, моя судьба будет в моих руках. А Игая, теперь я знаю, — это мир предопределения: родившегося там ждет путь, на который хватит магии, и в случае ее избытка, как у меня, за тебя все решат боги. Самое кошмарное — помнить прошлые жизни и вновь повторять свой страшный путь во мрак.
— Вась, — сократила я ее имя, — ты уверена, что вернешься на Игаю? Ведь тебя могли насовсем к нам забросить, с концами. Или тебе боги прямым текстом озвучили наказ: вот как намучаешься, настрадаешься — исправляйся и вперед, в темный ЗАГС…
Она горестно хмыкнула:
— По моим воспоминаниям, да, я больше чем уверена. Это у вас нет магии, боги не вмешиваются, а наши просто так никогда ничего не делают. Все с дальним умыслом. Даже если я ошиблась, все равно не готова рисковать и надеяться на призрачное чудо. Я помню… знаю, что сказок не бывает!
— То есть, родившись снова на Игае, ты будешь все помнить? — уточнила я.
— Не знаю… — Снова ее сиплое дыхание, а потом честный ответ: — Родившись на Земле, я сохранила прежнюю личность. Боюсь, проклятие памяти привязано к дару и, переродившись на Игае, тоже останусь «личностью», а главные вехи прошлых жизней будут и дальше преследовать, как кошмары. Не полностью, самое главное, но и этого хватит, чтобы было мучительно страшно снова умереть.
— Мне очень жаль… — выдохнула я, сочувствуя. — А мне наоборот — жутко прожить еще день. Даже ради родных. Просто нет сил, даже шевельнуться. Если этот садист вернется, я точно сойду с ума. Вновь переносить ужас и боль, терпеть страдания… Что может быть хуже?
— Вернуться к темному, — прошелестел ее ответ.
Я посмотрела на Василису: полуживая «отбивная», которая борется за каждый глоток жизни, лишь бы не «испачкаться» тьмой. Я почти сошла с ума за двое суток, а она — неделю терпит. Неужели это того стоит? А если все ее сказки — правда, то новая жизнь, новый мир, магия… причем сохранится моя личность, — это же как второй шанс, свобода от боли, от маньяка. Простите, родные, за мою слабость, но, думаю, вы поймете…
— Я дурная, оскверняю свет и душу, но не могу быть с темным. Лера, Лерочка, умоляю, дай мне шанс остаться на Земле, — всхлипнула в истерике Василиса. — Вы, земляне, другие; возможно, Игая станет для тебя той самой сказкой наяву… а темный — другом. Клянусь, я не толкаю тебя в ад, а предлагаю иную жизнь. Если примешь мой дар сейчас — мы обе умрем быстро и безболезненно. А потом ты возродишься на Игае, получишь жизнь, о которой мечтаешь.
Про любовь с темным она даже не заикнулась. Конечно, подобная фантастика ей даже в самых смелых мечтах привидеться не могла. Светлая эльфийка в прошлом, а ныне — недобитая русская мечтательница, сохраняет чистоту и честность намерений до последнего.
— Хорошо, согласна, — выдохнула я устало.
У меня лопнула губа, в рот попала теплая соленая кровь, но во мне зрело ощущение, что все вокруг нереальное. Бредовое. Кажется, я все же не сдюжила и сошла с ума. Но стоило заскрипеть и хлопнуть входной двери, загрохотать тяжелым шагам над головой, я совершила немыслимое: со стоном превозмогая боль, почти теряя сознание, подвинулась ближе к решетке и, просунув руку сквозь прутья, раскрыла ладонь. Даже если все бред, почему бы не поддержать подругу по несчастью? Коснуться хорошего человека в последний раз.
Ледяная Василисина рука, в запекшейся крови, с изуродованными пальцами, накрыла мою. Она зашептала что-то на чужом языке, явно через боль. Ее сияющий взгляд разгорался все сильнее и метался от моего лица к скрипучей лестнице, по которой в подпол медленно спускался наш общий кошмар. Когда черный ботинок ступил на пол, Василиса с огромным напряжением и вместе с тем невыразимым облегчением спросила у меня, поймав мой взгляд:
— Принимаешь ли ты мой дар, светлая?
— Принимаю, — устало ответила я, больше ни во что не веря, содрогаясь от ужаса, оборачиваясь к заскрипевшему замком моей клетки садисту.
Вдруг у меня в груди словно бомба взорвалась, раздирая и обжигая внутренности, заставляя зайтись в безмолвном крике и выгнуться дугой, глаза ослепил яркий свет. В следующий момент я медленно погрузилась во тьму под радостную Василисину благодарность, не то ощущаемую кожей, не то все-таки расслышанную, прозвучавшую, словно из другой реальности:
— Мы обе свободны! Спасибо тебе, надеюсь, ты тоже будешь счастлива…
На краешке сознания трепыхнулся вопрос: куда же я снова вляпалась? Больше я не ощущала своего тела, стало так легко и свободно, что душа воспарила от счастья. Жаль лишь одного: я не успела попрощаться с родными, пусть они простят…
Глава 1
Пустота. Невесомость. Где-то капает вода… Знакомый, действующий на нервы звук выдернул меня из небытия. Казалось бы, что может быть такого жуткого в «кап-кап-кап», но именно этот монотонный, надоедливый звук вернул мне способность чувствовать, мыслить, бояться пугающей неизвестности. Ритм ускорился, и я с неимоверным облегчением поняла — это не вода. Так стучит сердце!
Мое?