- Спасибо тебе за чудесный день, Анжела. Увидимся в следующий раз.
Вот так он вел себя в самом начале. Осторожно. Учтиво. Временное соглашение между нами, где он - многовековой ангел инструктировал бы меня, наивную маленькую школьницу, по совместительству кровного ангела. Мы с ним много гуляли. Сначала он не решался рассказывать мне об ангелах и войне между ними, но он признал, что мне необходимо научиться отличать хорошее от плохого. Раньше я всегда думала, что цвет крыльев – это какое-то клише. Белый цвет – добро. Черный – зло. И это определенно не политкорректно. Но дело не в цвете, сказал он. Речь шла о свете. Черный цвет – это отсутствие света. Белый - собрание света. Он показал мне уголки Рима, где я никогда не бывала во время своего туризма, когда мне приходилось волочиться за своими родственниками, Рим, который показывал мне Пен, был другим. Этот Рим рождался из его идеальной памяти. Это было похоже на то, как дедушка рассказывает вам о своем родном городе. Каждое место было связано с историей. И рассказы Пена простирались обратно к тем дням, когда этот великолепный город состоял всего лишь из нескольких примитивных соломенных хижин. В Колизее он рассказал мне о храбром человеке, которого он когда-то знал. Человеке, о котором никогда не напишут в книге по истории. Он указал мне точное место, где умер этот человек.
Он показал мне дом, где раньше жила наиболее влиятельная женщина Рима в 1636 году. Он сказал мне, что она пригласила его внутрь и самонадеянно пыталась соблазнить его. А я старалась вести себя так же, как и эта итальянка, украшенная драгоценными камнями, чье изображение я увидела. Она стояла и слишком открыто, распутно, обнимала обеими руками Пена. Это не должно было меня беспокоить. Но это беспокоило меня.
Поскольку не было никого заботливее Пена. Большую часть времени я забывала о его возрасте. Я знаю, что он существовал еще до того, как люди начали делать свои первые шаги по этой планете. Но в Риме он легко походил на заурядного итальянского парня двадцати с лишним лет. Он носил уместную одежду. И говорил на подходящем сленге. Он не был как те вампиры, которых вы видите по телевидению. Старики, застрявшие в молодых телах. Судя по тому, как они говорят, они находятся все еще в викторианской эпохе. Их губы поджимаются в отвращении от идеи о современном легкомыслии, таком как электричество и бензинные двигатели. Пен был частью этого мира, он принимал его. Он любил его.
Иногда, с ним легко было забыть, что он больше, чем просто самый замечательный парень, которого я когда-либо встречала.
Мое сердце подпрыгивало каждый раз, когда он прикасался ко мне. Даже от самых невинных, случайных касаний: его рука столкнулась с моей, когда мы шли вместе. Он положил мне руку на спину, когда вел меня через дверной проем.
Однако, я не была дурочкой. И я пыталась уговорить себя, не влюбляться в него. Он ангел, твердила я себе. Ты подросток. Вернись в реальность. У вас нет почти ничего общего. Из этого никогда ничего не выйдет. Не обманывай себя. Он наверняка думает о тебе как о ребенке.
- Почему Италия? - спросила я у него однажды в пятницу во второй половине дня, когда мы расположились в ресторане, чтобы запоздало пообедать. Этот ресторан мы нашли по чудесному запаху.
- Почему ты остался именно здесь? Из всех тех мест, куда ты мог бы отправиться.
- Конечно еда, - ответил он, когда откусил небольшой кусочек от кальцоне.
- Это хорошо, что ангелам не надо беспокоиться по поводу высокого уровня холестерина в крови, - шучу я.
Он рассмеялся. И звук его смеха согревал меня.
- На самом деле, это язык. Я считаю итальянский самым красивым и выразительным из всех человеческих языков.
Я немедленно перешла на итальянский.
- Таким образом, Пен, - спрашиваю я, - Чем ты занимаешься? Когда ты не исполняешь роль экскурсовода для американского кровного ангела?
- Многими вещами. Я пишу. Рисую. Я думаю о вещах… - он наклонился вперед и заворожил меня своей притягательной улыбкой. Я покраснела. Мне хотелось бы, чтобы он нравился мне не так сильно, - Что делаешь ты, - спросил он, - когда не изумляешь ангелов в церквях?
- Я увлекаюсь фильмами ужасов и играю на скрипке. А еще я читаю, - я бегло рассказала ему о том, что я исследовала все, где хоть что-то упоминалось о Нефелимах и их особенностях. И это звучало слишком скучно, - Также я пишу, стихи. Но не очень хорошо.
- Я хотел бы послушать, как ты играешь на скрипке. Когда-нибудь, - сказал он.
- А я когда-нибудь хотела бы увидеть твои картины, - сказала я ему.
Он кивнул.
- Тогда, после обеда, - сказал он так, будто это все решало, - Мы пойдем ко мне.
В его квартиру. Я выпила бокал вина.
Когда мы были там, окруженные стенами его квартиры, я так нервничала, что постоянно натыкалась на вещи. Его квартира была такой же, как и он: стильной и элегантной, но не в старинном стиле. Сочетание современной мебели и ухоженного антиквариата. Художественная студия была в задней части квартиры. Он провел меня внутрь и включил свет.
Я бродила от картины к картине. Городские пейзажи Рима. От цветов, изображенных крупным планом до холстов с огромным количеством людей на них. Так же там были и ошеломляющие единичные портреты. Все сюжеты его картин были разными. Но все же было нечто общее в них. Объединяющий фактор. Который указывал, что все эти картины написаны одной и той же рукой. Это было связано со светом и тем, как он использовал его, чтобы показать жизнь того, что он изображал. Будто там было что-то яркое, исходящее изнутри тела ребенка, лепестка цветка или из какой-то арки старинного здания, что-то выходящее за рамки просто материального.
Он прочистил горло. Пен выглядел смущенным, показывая свои работы.
- Так, ты видела мои картины, - сказал он. - Теперь твоя очередь.
Он откуда-то достал скрипку, смычок. Затем провел меня в гостиную. Где он сел на диван, положив локти на колени. И ждал пока, я начну играть.
Это была старинная, великолепная скрипка. Гораздо лучше той, которая была у меня дома. Я мягко засунула скрипку под подбородок, закрыла глаза и начала играть мелодию, которую я знала наизусть из инструментальной пьесы «Чакона» Баха. Сложная композиция. Но она всегда увлекала меня за собой. Музыка струилась вокруг нас, наполняя комнату. Я выливала в нее всю свою тоску, свои желания, я рассказывала историю своей жизни через ноты, а они лились вверх и вокруг меня. Я говорила Пену то, что не решалась высказать вслух.
Когда я закончила и открыла глаза, слезы были на щеках Пена. Так же как и у меня.
- Красивая, - прошептал он, и я знала, что это значит гораздо больше, чем сама мелодия.
Он пристально смотрел на меня, я была бабочкой пойманной в ловушку, в его сети, будто у него было желание прикрепить меня за стеклом, несмотря на то, что он должен позволить мне улететь. Я сглотнула. Мое сердце танцевало. Мой разум затуманился, а тело наполнилось ощущением жизни. В конце концов, именно это чувство, подумала я, и есть ощущение любви.
В следующем году я провела много времени, обдумывая способы соблазнить Пена. В тот момент я не знала ничего о том, как кого-либо соблазнять. Но я хотела узнать. Я бы разобралась в этом. Мне было все равно, даже если это было сумасшедшим. Я собираюсь жить своей жизнью, не держась за прошлое, сказала я себе.
Я собиралась попробовать его прекрасные скульптурные губы. Я хочу почувствовать, как его руки обнимают меня. Я должна быть его, а он будет моим. Я погрузилась в исследование того, как можно заполучить ангела, с таким же рвением, как и во всех моих исследованиях.
Картина, подумала я. Это был мой шанс. Ему нравились красивые вещи. Я хотела бы стать красивой вещью. Я хотела бы стать его музой. Он написал мне по электронной почте за несколько дней до того, как я вылетела бы в Рим на вторую часть лета. Я оставила ему бумажку со своей контактной информацией, но он не связывался со мной до сих пор. До этого краткого сообщения от penamue@gmail.com, не шучу. Оно гласило: «Я с нетерпением жду встречи с тобой».