— Спасибо, мы пока подумаем, — по-прежнему жизнерадостно добавил Джек, будто бы для того, чтобы скрасить впечатление от Женькиной неприветливости.
— Подумайте, разумеется, подумайте, — покивал Ривва, потряхивая ушами, а Женька с подозрением подумал, что скидка может как вырасти, так и превратиться в наценку «за вредность», и решил исправиться.
— А, может, у вас и в туристическом деле кто-нибудь из знакомых или родственников работает? Мы бы хотели узнать насчёт экскурсий…
Авшур развернулся к нему и буквально просканировал его внимательным взглядом. Его — и Джекову руку, самым наглым образом умостившуюся у Женьки на шее.
— Может, разумеется, может, — сказал он наконец, насмотревшись. — Вот у меня тут рекламные проспектики шурина. Купил катер «с нырком» и решил возить экстремалов на глубину… — Ривва пожевал губами и добавил: — Не нашенское это дело, не пристало благородным и уважающим себя авшурам под воду лезть, но что ни сделаешь за ради наживы. Так что берите листовочки, берите. Катер отходит через день с главного островного причала. На качество обслуживания ещё никто не жаловался, хе-хе-хе, сами понимаете, если потонешь, то жаловаться уже не придёшь! Ну, это я шуткую так, не лысейте.
Женька не собирался ни бледнеть, ни лысеть, что, несомненно, являлось аналогом того же физиологического процесса у благородных авшуров, но проспектики ему брать тоже расхотелось. Джек же схватил со стойки сразу пачку; Женька вовремя рассудил, что для растопки сгодится, и только потому промолчал.
— Спасибо, — сказал он радостно и приветливо, первым умудряясь выбраться вперёд и потрясти авшуру мохнатую руку.
Женька тоже поблагодарил и добавил:
— Обязательно обратимся к вашему… Э-э-э… Шурину.
— Изя его звать, Изя! — напутствовал их авшур, чуть не перегибаясь через стойку администратора. Женька начал подозревать, что у шурина Изи с клиентами не густо, иначе с чего бы Ривве так волноваться.
— Ты чего такой весёлый? — буркнул он, когда они с Джеком отошли подальше от домика регистрации.
— Ну, ты же стал такой хмурый, когда мы сюда приехали, — ответил Джек. — Сперва заулыбался, но сейчас опять куксишься. Так что я тебя компенсирую, чтобы о нас у окружающих создавалось благоприятное впечатление.
— Я не куксюсь! — возмутился Женька.
Джек промолчал, а когда Женька угрюмо повернулся к нему, одарил его улыбочкой явно со снисходительным акцентом.
— Жень, а давай ты пока ляжешь, отдохнёшь, — предложил Джек, пока они пробирались по тропинке между густыми изумрудно-зелёными кустами с чёрными прожилками и прямыми, как палки, стволами, дружно изогнутыми под одним углом, пальмовидными растениями.
— А? — переспросил Женька, поправляя лямки рюкзака.
— Отдохнёшь, а я пока палаточку установлю, костерок разведу, обед приготовлю, — перечислял Джек голосом и всем своим видом давая понять, что ему это всё не в тягость и даже, наоборот, доставит неимоверное удовольствие. — Вон там, смотри, какой тенёк.
Он махнул рукой в сторону, Женька повернул голову и…
И всё, влюбился. Очаровался.
Нет, вообще-то Женька любил Эдем. Его суровые холода и внезапные перепады температур, его агрессивную флору и чуть менее агрессивную фауну. Но сейчас его глазам открылась точная копия того рекламного проспекта, и это было безоговорочное и тотальное попадание в Женькину душу. К простору и идеальному сочетанию красок добавились звуки шума волн, шелеста листвы и криков летающих рептилий, запахи морской воды, водорослей, каких-то цветущих паразитов, ярко-жёлтой лианой свисающих с ближайшей пальмы… Лиана дрогнула, обернулась вокруг пальмы и поползла вверх по стволу, нежно перебирая листьями. Женька вспомнил, что это — ложный лентец, один из местных псевдосапрофитов, успешно сумевший приспособиться к привозным растениям, высаженным человеком для того, чтобы предотвратить постоянные эрозии почвы на атоллах. Женька, запрокинув голову, зачарованно смотрел, как лентец подбирается к сидящей на верхушке пальмы рептилии, делает молниеносный рывок и хватает свою жертву. Рептилия разоралась, ей стали вторить её товарки, в воздух с соседних пальм поднялась небольшая стая, галдящая и орущая.
Джек молча принёс спальник и расстелил его на небольшом отдалении от пальмы, рядом с раскидистым кустом.
— Садись, Жень, не стой столбом, — деловито скомандовал он. Женька подумал-подумал и… сел.
Место для палатки им выделили уединённое, соседи, по словам авшура Риввы Соломоновича, весь день пропадали на дайвинге, да и вообще были довольно тихими людьми, песни по ночам не горланили, не дрались и не буйствовали. Если бы не примятая трава в соседней бухточке под купой из нескольких пальм, Женька бы вообще не сказал, что здесь чей-то лагерь.
— Я за водой, — сказал Джек, помахивая котелком. До ближайшего пункта дистилляции было около километра, и Женька кивнул, прикинув, что пока Джек сходит туда-сюда, он как раз разведёт костёр.
Он не только успел его развести в специально отведённом для этого месте, металлическом круге, обложенном булыжником — за дрова и уголь пришлось доплачивать, — но и перетащил свой спальник чуть глубже в тень. И наконец-то прилёг на него сверху, прикрыв глаза и слушая волны. Солнце припекало, но в тень к Женьке доходило только тепло, но никак не жара и агрессивные солнечные лучи. Об ожогах на Охаре он прочитал порядочно предупреждений в популярной литературе и был готов к ним: в самый последний момент захватил крем, защищающий от избыточного ультрафиолета. Впрочем, в тени ультрафиолет не страшен. И, оглядевшись по сторонам, Женька торопливо скинул одежду, раздевшись до трусов. К этому его призывал мерный шум волн и лёгкий дразнящий бриз, который очень хотелось ощутить всей кожей. В воду внезапно захотелось тоже, но Женька твёрдо решил дождаться возвращения Джека. Тогда и купаться можно будет сходить по очереди.
Он не заметил, как закрыл глаза и уснул. Солнце Охары действительно оказалось очень коварным.
***
— Жень? Просыпайся, а то замёрзнешь. Жень! — раздавался над ухом голос Джека. Приятный бриз действительно превратился в холодный порывистый ветер. Теперь ясно было, отчего все пальмы на острове наклонены в одну сторону.
Женька обнаружил, что лежит на животе. Должно быть, перевернулся во сне. Шея у него затекла, а щека, на которой он лежал, занемела.
— Жень, ужинать будешь?
— А почему не обедать? — спросил Женька, посматривая вокруг, не понимая, почему от кустов такие тени, и ёжась от холода.
— А обед ты проспал, — доложил Джек. — Мне пришлось съесть его целиком в одиночку. Не пропадать же добру.
— Проспал?! — удивился Женька, и у него наконец-то будто открылись глаза. Это не тени были, а вечерняя полутьма! И холодно ему было потому… Потому что у него поднимался жар! Он выяснил это, проведя ладонью по плечу. Кожа была горячей. И, ёпт, болезненной!
— Ты почему меня не разбудил? — нахмурился Женька.
— Я позвал тебя, но ты сказал, чтобы я отстал, — доложил Джек. — И перевернулся на другой бок.
— И в итоге обгорел на солнце, — закончил за него Женька.
— Приём солнечных ванн сказывается благоприятно на состоянии организма, так что я не стал тебе мешать, — ответил Джек.
— Ну… С-спасибо, — сказал Женька и содрогнулся от очередного порыва ветра, который на самом деле был всего лишь лёгким ветерком. Это просто он себя плохо чувствовал. Малейшее воздействие на тело выдавало гипертрофированную реакцию. Вот, пожалуйста, ещё и тошнота появилась, и головная боль. Можно, конечно, на киборга всё свалить, не уследил за хозяином, а можно вместо этого посмотреть правде в глаза. Сам дурак, что уснул на солнце.
— Ой, Жень, кажется, у тебя волдыри? — спросил Джек, бесцеремонно тыкая ему в плечо крепким твёрдым пальцем. Женька крупно содрогнулся. — Болит?
Лицо у Джека сделалось нахмуренное, встревоженное, серьёзное и какое-то… Женька не сразу смог подобрать нужное слово. Какое-то детское. Таким лицо бывает у людей, которые не могут справиться с обстоятельствами.