Но я растерялся. Это был какой-то бред. Игната я знаю давно, но даже в начале нашего знакомства парень играл на порядок лучше этого типа на кассете. Зачем ему, без пяти минут профессионалу, слушать урок для начинающих, да ещё перед тем, как куда-то идти? Неужели он разучивал блюграсс и всё такое? Я промотал кассету, послушал в нескольких местах (минут пятнадцать и везде одно и то же) и, ближе к концу, неожиданно вздрогнул, услышав из динамиков хриплый голос Игната.
«Тема мертвеца», — объявил голос.
Я тихонько выругался, насторожился и прибавил громкости. Начинаться «тема» не спешила, некоторое время слышался только приглушённый фон подключенной электрогитары: писали явно тут, не в студии. Наконец зазвучало. Игнат играл медиатором, с оттяжкой, саунд был густым, тяжёлым, исполненным напряжения и беспокойства; от него мурашки шли по коже. Это был не блюз и не кантри, а какая-то невыразимая смесь того и другого. Аккорды сочились, как мёд, каждый следующий звучал в самый последний момент: ещё четверть такта, доля секунды — и мелодия сбилась бы. Но не сбивалась. У меня возникло жуткое желание обернуться, и я обернулся, по-возможности стараясь сделать это помедленней…
…И упёрся в нарисованные собачьи глаза. На мгновение взгляд их показался мне совершенно живым, потом это чувство прошло. Теперь я почему-то понимал, что никакой это не волк, а самая настоящая собака, чёрный пёс.
В дверном проёме снова показалась Инга, тоже встревоженная. Я поспешно выключил магнитофон.
— Давно это Игнат нарисовал? — Я указал подбородком на стену.
— Это? — Инга рассеянно посмотрела туда. — А… Это не Игнат.
— А кто?
— Какая-то девчонка. — Инга пожала плечами. — Он привёл её недели две назад, или три — я не помню. Я сперва решила, это его новая подружка, но она пришла разок-другой и больше не показывалась. У неё ещё имя какое-то чудное — не то Танька, не то Тонька…
— Так Танька или Тонька?
— Ни то ни другое. Говорю ж тебе — чудное какое-то. Иностранное, нерусское. Наверно, прозвище.
Вот как… «Растёт мальчик, пора мотоцикл покупать», некстати вспомнился мне старый анекдот.
Я посмотрел на рисунок и опять поразился, как талантливо.
В этот миг у меня загудел мобильник. Думая о своём, я машинально глянул на экран и напрягся: SMS. И номер не опознаётся. Я вывел текст на экран.
«НАuDuТАНуКу!!!» — гласило сообщение. Опять (как тогда!) — латиницей, в одну строку и с тремя восклицательными. Секунд десять мне понадобилось, чтобы это прочитать, ещё столько же, чтоб понять. Сообщения эти начали уже меня нервировать. Как-то всё это было слишком… своевременно.
Так. Если предположить, что «u» — это русская «и», а «Н» — русская «н»…
— Может, Танука? — спросил я Ингу.
— А, точно! — закивала та и подозрительно прищурилась: — Ты её знаешь?
— Нет, догадался. Как мне её найти? Где она живёт? Хотя бы улица какая?
— Не знаю. Хотя… Я думаю, она из их тусовки. Вся такая… — Инга неопределённо повела рукой и брезгливо скривилась. Чувствовалось, выбора брата она не одобряет и девчонка ей не понравилась.
— Ну хоть что-то ты можешь вспомнить?
— Ну, она такая маленькая… маленькая такая, и… ну, ты знаешь, как они обычно выглядят, — закончила Инга.
Я вздохнул и ничего не ответил. В принципе, она права — я знал, но это означало только, что загадочная Танука выглядит как сто других девчонок, помешанных на чёрных тряпках и вампирском макияже.
Я ещё раз огляделся. Над столом, на кнопках висела дюжина моментальных фотографий. Я вспомнил, что у Игната старый «Полароид», ещё перестроечных времён; парень всё время просил меня при случае купить кассет (те почти исчезли с появлением цифровиков, а у меня остались связи).