Это и понятно. С тех пор как бразды правления перешли к Ивану, ею владела одна лишь любовь. К первенцу и к своему большому, непутевому, доброму и такому дорогому мужу.
-Свет мой зеркальце, скажи да всю правду доложи. Я ль на свете всех милее? Всех румяней и белее?
Зеркало хранило молчание. Василиса Прекрасная вздохнула. Она до сих пор сожалела о Кощеевом трюмо, удравшем за кордон в поисках более цивилизованных работодателей. Царица скорчила рожицу своему отражению и тут же испуганно оглянулась: не подсматривает ли кто? Тронный зал был пуст. Облегченно вздохнув, Василиса сделала строгое лицо и величаво двинулась на поиски своего венценосного супруга, который решал в тот момент дела важные, государственные.
-Значит, говоришь, пожуешь ее и никакого запаха? - Иван недоверчиво смотрел на охапку мяты, торжественно выложенную перед ним Никитой Авдеевичем.
-Соловей клянется - никакого.
-Спытаем.
Иван легонько стукнул по выпуклому камню в стене с нарисованным на нем красным кружочком. Стена содрогнулась. Откинулся каменный блок и застыл в горизонтальном положении, повиснув на цепях.
-Техника, - уважительно поднял брови воевода. - Молодец Яга. Полезная штука это ее блюдечко.
Иван благодушно кивнул:
-Федька! Ты что, заснул там?
Высунувшаяся из отверстия лохматая голова Федьки начала оправдываться:
-Дык не успеваем мы, царь-батюшка! Уж больно вы часто на кнопочку давить изволите.
-Чего по одной-то носите? Приволокли бы штуки четыре сразу, и все дела.
-Сами ж приказали, чтоб образцы холодненькие были, запотевшие. Только-только из погреба... О! Несет! Митька, бегом! Царя-батюшку ждать заставляешь!
Голова Федьки исчезла из проема «автомата», вместо нее появилась чья-то рука - то ли Федьки, то ли Митьки - и шлепнула на плиту, как на поднос, пузатую литровую бутылку с привязанным к горлышку свитком. Она была действительно запотевшая.
-Добро, - тяжело вздохнул царское величество.
Панель с визгом и скрежетом поползла вверх. Уже изрядно взмыленный Федька крутил рукоять барабана с намотанной на нее цепью. Митьки видно не было. Он, подхватив на ходу плетеную корзину, галопом несся в погреб выполнять царский заказ. Никита Авдеевич отцепил грамотку, сколупнул ногтем сургуч и одним ударом ладони по днищу бутылки вышиб пробку из горлышка.
-Какая марка?
-«Огненный дракон», - прочел воевода, раскатав свиток, - тройной фиалковый. Красиво звучит. - Никита Авдеевич бережно разлил содержимое бутылки по чаркам.
-Почему опять тройной? Кто там перед Горынычем прогибается, Гена или Яга?
-Не, Горыныч тут ни при чем. Я после ромашковой специально интересовался. Они эликсир через чертов котел трижды пропустили, на травках каких-то настаивали. Духовитая получилась. Я этого не одобряю. Зачем, спрашиваю? Гена плечами пожимает, а Яга смеется. Для аромата, говорит. По-моему, дурь все это. На фига эликсир портить? С той, ромашковой-то, партией такой конфуз получился!
-Ну? - Иван подозрительно понюхал чарку.
-Захожу вчера к Вакуле в кузню за твоим заказом для Илюшеньки, а там все вверх дном. Ищет чего-то. Что потерял, спрашиваю. Честно признается - была, родимая, едва успел до заката купить. Раньше-то никак не мог вырваться - работы невпроворот. Ну, половину, как всегда, вечерком усидел, на утро чуток на опохмел оставил.