Бондаренко Ольга Ивановна
Приворотное зелье на единственную
Пролог.
Актриса Ирена Орел-Соколовская, а для родных и знакомых просто Ирина Игл, размышляла над своей родословной. Её корни по линии матери уходили в Польшу. Именно там когда-то процветал могучий и богатый род Орел-Соколовских. Своим богатством род был обязан женщинам. Женщины этого рода были необычными. Сейчас их называют экстрасенсами, тогда называли проще - ведьмы, колдуньи. И последние слова Ирине были больше по душе.
Ведьмы рода Орел-Соколовских умели когда-то все: лететь, преображаться, менять внешность, лечить людей, притягивать к себе золото. И никогда ведьмы этого рода не приносили людям несчастий.
За долгие века измельчали способности женщин, не было больше умных могучих колдуний, некоторые ведьмы сами отказывались от своих способностей, жили обычной жизнью. Сейчас на планете 21 век, но до сих пор среди потомков рождаются не совсем обычные женщины. И доказательством тому Алина - мать Ирины, бабушка Соня, сестра Елена.
Ирина поставила себе цель - найти потомков польского князя Юзефа Орел-Соколовского, что жил во второй половине 19века. Дальше, в глубь веков, пока не получалось проникнуть ни историкам, ни детективам.
Юзеф Орел-Соколовский был прапрадедом Ирины. У него было трое детей. Старшая Анна, средняя Елена и младший сын Иван.
Легче всего было разобраться с потомками Анны, которая прожила почти сто лет, но детей своих не родила.
От младшего Ивана идет линия самой Ирины. Иван был сыном Владека Орел-Соколовского и отцом Григория Соколовского, любимого дедушки Ирины.
Долго не находились следы средней дочери Юзефа, Елены, что стала в замужестве Соколовой, и растворилось, казалось, в необъятных просторах России. Но Ирина была упорна. Она нашла потомков внучки Елены Соколовой - Регины. (Эта история рассказана в романе "Вершительницы судеб"). Следы дочери Елены - Екатерины, в первом замужестве Тургеневой оборвались в одной из южных республик будущего Советского Союза. По одним сведеньям она умерла вместе со своим мужем Андреем Тургеневым от тифа. Но какая-то древняя старушка утверждала, что вошедшие в город красные части увезли еще живого Андрея Тургенева. А его русскую жену спрятал врач. Андрея Тургенева, скорее всего, расстреляли, большевики убивали всех белых офицеров. А вот Екатерина выжила, так утверждала старая женщина, врач ее выдал за свою жену, и она, в самом деле, стала его женой, потеряв надежду отыскать следы мужа, дочери, матери и брата.
Да, был еще и сын у Елены Соколовой. Звали его Евгений. Вот про эту линию было ничего неизвестно.
Мать и сестра Ирины очень интересовались родословной. Вот и сегодня Ирина им рассказала, как удалось найти потомков Екатерины Тургеневой от первого брака. И ничего неизвестно было о её детях от второго брака. А про брата Екатерины вообще ничего не удавалось узнать. Он словно сгинул.
Ирина грустно вздохнула. Её мать Алина тихо заговорила:
-- Ваша бабушка Соня как-то сказала, что пути потомков Орел-Соколовских всегда пересекаются. Надо просто замечать это. Видишь похожую женщину, остановись, спроси, кто она.
-- Мать, ты это к чему говоришь? - насторожилась Ирина.
-- Я никогда не осмеливалась спрашивать незнакомых мне женщин. И порой об этом жалею. Сейчас я вспомнила, как когда-то в П-ве, где жил какое-то время мой брат, мы с вашей бабушкой Соней познакомились с одной, очень похожей на меня женщиной. Бабушка Соня говорила с этой женщиной о многом, я нет.... - Алина замолчала.
Как сказать дочерям, что тогда все её мысли были заняты Валентином, её вторым мужем, с которым её на долгие годы разлучила судьба, по которому она тосковала. А в П-ве они случайно встретились. Сейчас Валентин сидел тут же, только с ним Алина обрела истинное счастье. И та давняя встреча с женщиной, внешне так похожей на нее, Алину, порой не давала покоя.
-- Мы еще крестили у неё девочек, - продолжила после некоторого молчания Алина. - Люду и Лену. И больше я ничего не знаю. Только имя - Лиза.
Ирина расстроенно вздохнула, а сестра Елена неожиданно сказала:
-- Папа должен знать. Он же тоже был там в эти дни и даже потом от нашего имени передавал подарки нашим крестницам.
Валентин улыбнулся своим взрослым дочерям:
-- Да, было такое. Лиза Годеонова звали её, она родила тогда двойняшек... Кстати, я подскажу, как её найти. Племянник Лизы женился на подруге нашей Эллы. Люба ее зовут.
-- Папка, ты у меня просто золото, - взвизгнула Ирина.
Приворотное зелье на единственную.
Гадальная веточка.
Люба вышла после обеда ненадолго пройтись тридцать первого декабря по улице. Остановилась в отдалении от парка и застыла. Красота была необыкновенная. После нескольких лет, когда зимой холода и снега практически не было, зато часто лил дождь, эта зима стояла настоящая, снежная, с морозами. Пришлось достать забытые уже меховые шапки и шубы. Старики вытащили валенки. Эта зима радовала. В новогоднюю ночь вообще обещали необычайно приятную погоду: несильный морозец до минус десяти, ясное небо, луну, звезды и даже лунное затмение..
Старый парк застыл, казалось, на веки вечные. Он стоял неподвижный и величественный, обычный и мудрый. Морозный иней, что покрыл холодной ночью каждую веточку, каждый сучок, каждую хвоинку на редких соснах, не исчез и днем: не растаял, не осыпался. На чистом фоне неяркого синего неба могучие серебряные деревья отчетливо выделялись своей неземной красотой.
-- Так, наверно, выглядит само мироздание, - вот такое странное сравнение пришло в голову молодой женщины. - В нем должен быть такой же неземной покой, такая же величественность.
Еще вчера предстоящая новогодняя ночь не вызывала никаких радостных эмоций у этой женщины, что любовалась старым величественным парком. И хорошо, что мысли и чувства были никакие - ни грустные, ни радостные. Слава Богу, что наступало долгожданное успокоение, не подступали к глазам злые и обидные слезы, не преследовала мысль, что надо сорваться с места и бежать, бежать неизвестно куда. Люба этот Новый год решила встречать одна. Сколько можно верить глупой примете: как встретишь Новый год, такая и жизнь будет. Но пусть не жизнь. Пусть один только год. Но даже это было не так. Если бы эта примета соблюдалась, сбывалась, не стояла бы молодая красивая женщина тридцать первого декабря в полном одиночестве недалеко от старого парка.
А парк был вечен и великолепен. Чистый, белый снег не был испорчен человеческими следами и сиял россыпями бриллиантов на косом солнышке, что выглянуло на часок среди хмурого дня, словно принося свои извинения за то, что так редко баловало своим посещением людей в декабре. Одинокая лыжня разрезала это нетронутое пространство. Немного в стороне слышался веселый ребячий визг. Парк завершался спуском вниз к узенькой речке, что замерзла в эту зиму. Там, с небольшой горки, катались дети. Как хорошо, что в этом году много снега, ребятишки достали и лыжи, и санки.
-- Загорушки, - вспомнила Люба ласковое название местной горки.
Это была даже не горка, просто местность с одного боку парка отлого спускалась вниз, а сам парк стоял на берегу оврага. Там дети не катались. Круто было. Лишь порой смельчаки лезли туда через снег, но редко кто решался скатиться вниз.
Глядя на это великолепие, слушая звонкие голоса, Люба вдруг почувствовала в душе небывалое спокойствие. Стало хорошо-хорошо на душе. "Умиротворение", - вот такое хорошее вспомнилось слово.