Апология Сократа - Платон

ПОСЛЕ ОБВИНИТЕЛЬНЫХ РЕЧЕЙ

Как подействовали мои обвинители на вас, о мужи афиняне, я не знаю; что же меня

касается, то от их речей я чуть было и сам себя не забыл: так убедительно они

говорили. Тем не менее, говоря без обиняков, верного они ничего не сказали. Но

сколько они ни лгали, всего больше удивился я одному - тому, что они говорили,

будто вам следует остерегаться, как бы я вас не провел своим ораторским

искусством; не смутиться перед тем, что они тотчас же будут опровергнуты мною на

деле, как только окажется, что я вовсе не силен в красноречии, это с их стороны

показалось мне всего бесстыднее, конечно, если только они не считают сильным в

красноречии того, кто говорит правду; а если это они разумеют, то я готов

согласиться, что я - оратор, только не на их образец. Они, повторяю, не сказали

ни слова правды, а от меня вы услышите ее всю. Только уж, клянусь Зевсом,

афиняне, вы не услышите речи с разнаряженной, украшенной, как у этих людей,

изысканными выражениями, а услышите речь простую, состоящую из первых попавшихся

слов. Ибо я верю, что то, что я буду говорить, - правда, и пусть никто из вас не

ждет ничего другого; да и неприлично было бы мне в моем возрасте выступать перед

вами, о мужи, наподобие юноши с придуманною речью.

Так вот я и прошу вас убедительно и умоляю, о мужи афиняне: услыхавши, что я

защищаюсь теми же словами, какими привык говорить и на площади у меняльных

лавок, где многие из вас слыхали меня, и в других местах, не удивляйтесь и не

поднимайте из-за этого шума. Дело-то вот в чем: в первый раз пришел я теперь в

суд, будучи семидесяти лет от роду ; так ведь здешний-то язык просто оказывается

для меня чужим, и как вы извинили бы меня, если бы я, будучи в самом деле

чужеземцем, говорил на том языке и тем складом речи, к которым привык с детства,

так и теперь я прошу у вас не более, чем справедливости, как мне кажется, -

позволить мне говорить по моему обычаю, хорош он или нехорош - все равно, и

смотреть только на то, буду ли я говорить правду или нет; в этом ведь и

заключается долг судьи, долг же оратора - говорить правду.

И вот правильно будет, о мужи афиняне, если сначала я буду защищаться против

обвинений, которым подвергался раньше, и против первых моих обвинителей, а уж

потом против теперешних обвинений и против теперешних обвинителей. Ведь у меня

много было обвинителей перед вами и раньше, много уже лет, и все-таки ничего

истинного они не сказали; их-то опасаюсь я больше, чем Анита с товарищами. И эти

тоже страшны, но те еще страшнее, о мужи! Большинство из вас они восстановляли

против меня, когда вы были детьми, и внушали вам против меня обвинение, в

котором не было ни слова правды, говоря, что существует некий Сократ, мудрый

муж, который испытует и исследует все, что над землею, и все, что под землею, и

выдает ложь за правду. Вот эти-то люди, о мужи афиняне, пустившие эту молву, и

суть страшные мои обвинители, потому что слушающие их думают, что тот, кто

исследует подобные вещи, тот и богов не признает. Кроме того, обвинителей этих

много и обвиняют они уже давно, да и говорили они с вами в том возрасте, когда

вы больше всего верили на слово, будучи детьми, некоторые же юношами, словом -

обвиняли заочно, в отсутствие обвиняемого. Но всего нелепее то, что и по

имени-то их никак не узнаешь и не назовешь, разве вот только сочинителей

комедий. Ну а все те, которые восстановляли вас против меня по зависти и злобе

или потому, что сами были восстановлены другими, те всего неудобнее, потому что

никого из них нельзя ни привести сюда, ни опровергнуть, а просто приходится как

бы сражаться с тенями, защищаться и опровергать, когда никто не возражает.