Нельзя сказать, что он полностью исключает преследования и несправедливости; чистка во Франции в 1944–1945 годах, маккартизм в США показали: конституционно-плюралистические режимы не всегда соблюдают ими же провозглашенные принципы. (Но в 1944–1945 годах французский режим еще не утвердился, а при маккартизме было больше преследований по социальной линии, чем по государственной.) В целом же достаточно пожить при разных режимах, чтобы убедиться: есть глубокое отличие между гарантиями, которые предоставляют гражданам конституционно-демократические режимы, и тем, что получают подданные режимов неконституционных.
Итальянский социолог Моска большую часть своей жизни вскрывал мерзости демократических режимов, по его мнению, плутократических. Он выявил систему привилегий и поддержки частных интересов, прикрываемую пышными словами. В конце жизни он с иронией и горечью отметил, что конституционно-плюралистический режим наделяет граждан большими гарантиями, нежели любой другой. Но в отличие от Моска я подчеркиваю — гарантиями для управляемых. Переменная величина «гарантии для управляемых» — не единственный критерий определения достоинств режимов.
Конституционно-плюралистические режимы могут существовать и в обществах, где выборы, даже свободные, дают власть лишь представителям привилегированных меньшинств аристократического толка. Во главе государства, в котором идет партийная борьба, вполне может стоять закрытая для всех маленькая группа правителей, и этот анахронизм может считаться вполне законным. Вот уже век, как европейский политический опыт демонстрирует: смена режимов идет в одном направлении — от выборов, основанных на системе цензов, к всеобщему избирательному праву, от аристократических парламентов к парламентам, в которых работают избранные на основе всеобщего избирательного права — известные люди, политики-профессионалы, вожаки масс. В Европе круг политических деятелей менялся постепенно — сначала депутатами становились преимущественно аристократы, крупные буржуа, законоведы. Затем появились профессора, а ныне среди депутатов есть люди, выдвинутые профсоюзами, непосредственно представляющие народные массы.
Эти режимы существуют в эпоху революций в социальной и экономической жизни. Революции привели к повышению уровня жизни и, возможно, в еще большей степени — к гибели традиционных представлений об иерархии. Люди живут в городах, они вышли из подчинения кругам, в которые по традиции входили лишь «лучшие», они добровольно голосуют за своих лидеров или за политиков-профессионалов.
Движение конституционно-плюралистических режимов к народу вызвано еще одним политическим явлением. Режимы, которые я называю конституционно-плюралистическими, сами себя именуют республиканскими, демократическими. Правители обращаются к управляемым как к своим владыкам. В конечном счете идеи обладают непреодолимым могуществом. Сделать, хотя бы на уровне мифа, народ средоточием народовластия невозможно, не расширяя постепенно избирательного права. Преобразование общества ускоряется обращением к демократическим идеям. Депутаты вынуждены заботиться о своей популярности, о поддержке управляемых — таковы величие и слабость этого рода режимов.
Обратимся к последнему из поставленных мной вопросов: кто при таких режимах обладает реальной властью?
Тут я сошлюсь уже не на макиавеллистскую, а на марксистскую критику.
Согласно положениям марксизма (особенно вульгарного марксизма), режимы, которые я называю конституционно-плюралистическими, — буржуазные демократии, где партии и парламенты служат прикрытием господству капитала. Речь в данном случае не идет об анализе всего марксистского мировоззрения. Рассмотрим лишь чисто политический аспект:
правящему (в экономическом смысле) классу принадлежит подлинная власть.