— Оно похитило Азалию. И оставило нам вот это.
Парус несколько секунд переваривал услышанное: уж слишком рано было для таких важных дел. Потом он удивленно и встревожено приподнял брови и быстро втащил девочку в дом. Старик выглянул за дверь — проверить, что никто не видел Отраву. Однако все жители еще спали. Хижина Паруса стояла по соседству с двумя другими, на площадке между парой огромных пробковых деревьев, но соседи старика были сони почище его самого. Бросив вокруг последний подозрительный взгляд, он захлопнул дверь.
— Кто-нибудь еще знает? — спросил Парус у Отравы, когда она с кряхтением уложила сверток на кухонный стол.
О богатстве папаши Паруса ходили легенды. Он мог позволить себе большую хижину с не— сколькими комнатами и отдельными кухней и ванной.
— Мелисса знает, — ответила Отрава. — Но она ничего не скажет.
— Точно? Это ведь важно. — Она не…—, начала девочка, и, к ее стыду, из глаз потекли слезы. Она пыталась не дать им воли, но ничего не могла поделать с собой. — Лучше бы она просто исчезла… Она… — Голос предал ее, и Отрава замолчала.
Тогда Парус положил шершавую руку ей на плечо и успокаивающе произнес:
— Не надо, Отрава. Еще не все потеряно. Давай разберемся, что случилось.
Парус обошел стол и развернул одеяло. Внутри лежала Азалия, одетая в грубо вышитую шерстяную пижаму. Она лежала неподвижно с закрытыми глазами, и казалось, что малышка просто спит. Как всегда немного бледная, но круглолицая, с пучком соломенных волос.
— Он мертв? — спросил Парус, потянув подкидыша за ногу.
Ребенок тут же открыл глаза. Они были черные и без зрачков. Под его ледяным взглядом вокруг стало холоднее. Он не двинул и мускулом и продолжал так же лежать, но в его взгляде горел гибельный огонь.
— Охты… — выдохнул Парус. — Это и правда подкидыш.
— А я что говорила, — грубо ответила Отрава. Даже горе не могло смягчить ее язвительность.
Парус почесал костяшкой пальца давно не бритую щеку.
— Поднесем его поближе к огню, — сказал он, взял подкидыша на руки и понес в соседнюю комнату, где была читальня.
Там перед янтарными угольками вчерашнего огня стояли два старых потертых кресла. В комнате не горел свет, на окнах висели тонкие изношенные шторы и было довольно душно. У дальней стены стоял книжный шкаф, с которым и в сравнение не шла полка Отравы.
— Садись, садись… Парус положил подкидыша на пол, как мешок. Девушка уселась и только тогда поняла, что ноги в сапожках буквально заледенели. На ней ведь не было носок. Парус засуетился вокруг Отравы. Он был высоким и очень сильным, худощавым, но мускулистым, с большим носом и волосатыми ушами. Его шевелюра почти полностью поседела, но оставалась необычайно густой для старика. При каждом его движении непослушные волосы падали на глаза. На Парусе был старый выцветший жилет и штаны. Вообще-то Отрава никогда не видела его в чем-то еще. Вдруг ей пришла в голову одна мысль.
— Я тебя разбудила? — спросила она. — А? — бросил через плечо Парус, пробегая пальцами по корешкам книг в поисках чего-то.
— Сейчас… Я тебя разбудила, когда постучала?
— Боюсь, что так, — ответил Парус с притворным недовольством. — Ты бы и мертвого подняла.
— Ты что, так и спишь в этой одежде? Парус на минуту оставил свои поиски. — Я спал в кресле, если хочешь знать. Я стар и засыпаю где попало, — он вздохнул и отвернулся от полки. — Не могу найти.
— Найти что? — «Чудовище Махмуса», — ответил старик. — Я был уверен, что она здесь.
Внезапная ледяная вспышка: Пугало заворачивает страницу, прикасаясь к ее коже.
— Она у меня дома, — сказала Отрава. — Но я туда не пойду.
— А… — понимающе протянул Парус. Отрава ожидала не такую реакцию.
— Что значит это «а…? — спросила она громче.