«Но я понятия не имею, как, каким образом они выполняют эти обязанности. Для меня все появляется, как по мановению волшебной палочки. Лэйн права: я живу вне реальной жизни».
— Значит, ты завидуешь тому, что она перестала быть избалованным ребенком, а ты так им и осталась?
— Чему тут завидовать? — вспылила Сэйбл, сузив глаза, и сунула в рот ломтик сладкого перца в бессознательном желании вызвать недовольство Сальваторе. — Я довольна своей жизнью и не променяю ее ни на какую другую.
— Хм… ты красивая женщина, желанная для многих. — Черные, как маслины, глаза смерили Сэйбл насмешливым взглядом. — Ни один мужчина не откажется сделать тебя украшением своей гостиной.
Сэйбл вскинула голову: замечание попало в точку, больно ее задев.
— Тебе бы стоило влепить за это пощечину, Сальваторе Ваккарелло!
— Слава Богу, я вхожу в число твоих немногочисленных друзей, Сэйбл. С остальными ты так не церемонишься.
Выпустив эту стрелу, Сальваторе безмятежно принялся сдабривать специями только что нарезанное мясо. Он прекрасно знал, как обидчива Сэйбл, и старался, как мог, соткать для ее души защитный кокон. Нужно признать, это доставляло ему немалое удовольствие. Стоя спиной к девушке и по очереди опуская ломти в шипящее масло, он размышлял о том, как необходимо ей снова и снова слышать, что ее жизнь не такая уж бесполезная.
— Так чего же ты хочешь от меня, cara mia? Чтобы я… как это… побрюзжал с тобой на пару?
— Я никогда не брюзжу!
— Да, конечно. Ты дуешься, ты сердишься, ты… — Несколько оттаяв, он бросил короткий взгляд через плечо и неожиданно добавил:
— Ты очень помогаешь мне, Сабелла.
— Перестань, Сальваторе! — Девушка отмахнулась от похвалы. — Я просто играю в твоей кухне, как девочки играют с куклами. Но ты… ты не просто главный повар. Ты — мастер. У тебя золотые руки.
— Когда мы познакомились, ты думала иначе.
— Неужели нужно раз за разом напоминать мне… — Сэйбл повела плечами, от чего жемчужины на ее наряде матово замерцали. — Впрочем, у тебя есть на это право. Наверное, я не должна забывать о том, какой была. Да я и не забуду.
— Главные повара известны своим высокомерием. — Сальваторе ненадолго повернулся, сверкнув в улыбке зубами, кажущимися особенно белыми на фоне оливково-смуглой кожи. — И если кто-то осмеливается во всеуслышание оскорбить фирменное блюдо, какая-то малолетняя…
— Я и теперь повторю, что ты тогда переложил в свое фирменное блюдо базилика, — перебила девушка, не желая знать, каким еще эпитетом ее собираются наградить.
— А я и теперь не соглашусь.
— Упрямый итальяшка! — буркнула Сэйбл.
Сальваторе только усмехнулся, снимая с огня массивную сковороду. Чуть погодя он вернулся к столу, вспоминая вечер четырехлетней давности, когда юная посетительница ресторана высказала свое недовольство с таким так-том, что он едва ли почувствовал себя обиженным. Он тогда пригласил ее в святая святых — на кухню, чтобы лицезреть процесс приготовления osso bucco (телячьих ножек), и их тайная дружба расцвела пышным цветом. Сейчас он поднял взгляд от блюда, на котором располагал ломти жареного мяса среди овощей и зелени, и сдвинул густые брови.
— Как на этот раз тебе удалось ускользнуть из-под надзора отца?
— Он заперся в кабинете, как только у Лэйн начались схватки, — ответила девушка, мрачнея. — Она так хорошо держится: ни криков, ни слез, ни даже стонов. Но мне кажется, что он и в этом найдет повод для обвинения.
— Твой отец, он?…
— В ярости, Сальваторе. Он возмущен, но еще больше пристыжен.
— Разве тебе никто никогда не говорил, что невежливо заканчивать фразу собеседника?
Сэйбл поморгала, сбитая с толку, и приняла виноватый вид.
— Mi dispeaci, signore Vaccarello. Прошу меня извинить.