Даже если их интимная близость осталась в прошлом, Жюстина обращалась к графу по любому делу и обладала в доме немалой властью. Ничто не могло ускользнуть от ее зоркого глаза.
Должно быть, она узнала от горничной, что Жанну тошнит по утрам и все платья ей стали тесны.
— Это правда, дочь? — Граф уставился на ее талию. — Ты ждешь ребенка?
— Да, отец, — отозвалась Жанна, ощущая внутренний трепет, однако внешне сохраняя спокойствие. Она надеялась скрыть свое состояние до того момента, когда Дуглас придет к отцу просить ее руки и будет назначена свадьба.
— Ты уверена? — Он взглянул на нее.
— Да. — Жанна улыбнулась. Даже очевидное недовольство отца не могло омрачить ее радость.
— Ты опозорила имя дю Маршанов.
Граф произнес это так равнодушно, будто рассуждал о погоде. Будь Жанна мудрее, ее насторожило бы выражение его глаз. В них была отчужденность.
Он снова переключил внимание на лежавшие перед ним бумаги, но Жанна достаточно хорошо знала отца, чтобы уйти, пока он не дал на то разрешения.
— Мы с Дугласом собираемся пожениться.
Секретарь графа, обычно присутствовавший при ее встречах с родителем, бросил на Жанну выразительный взгляд и еле заметно покачал головой.
Отец снова посмотрел на нее, глаза у него были такие же серые, как у дочери.
— Мы поженимся, — повторила Жанна, сделав еще один шаг к письменному столу. — Я люблю его, отец. Дуглас из хорошей семьи, не уступающей по положению дю Маршанам.
— Ты опозорила имя дю Маршанов, — повторил граф.
Конечно, ради того, чтобы встречаться с Дугласом на протяжении последних трех месяцев, Жанна нарушила множество правил. Водила за нос свою компаньонку, придумывала встречи с друзьями, которых не было в Париже, густо переплетая ложь с правдой. Но что в этом постыдного, если они все равно поженятся?
— Мы будем не первой парой, которая не дождалась свадьбы, — произнесла Жанна. — Никто ни о чем не догадается, особенно если мы скоро поженимся.
Почему-то она была уверена, что Бог простит ее, хотя их семейный исповедник не пожелал этого сделать. Отец Хатон, которому она призналась в своем прегрешении, грозил ей небесной карой за связь с Дугласом, но ад казался таким далеким, а Дуглас был так близко.
Все, что от нее требуется, — это убедить отца.
Граф бросил перо на стол, не обращая внимания на чернильные брызги, рассыпавшиеся по документам.
— Твой любовник покинул Францию, Жанна. Похоже, ты ему больше не нужна.
Жанна испытала шок, тут же уступивший место недоверию.
— Это не правда, — заявила она.
Робер побледнел, бросив на нее предостерегающий взгляд. Отец молчал, давая ей прочувствовать все значение его слов.
— Это не правда, — повторила она, тряхнув головой, — Дуглас не мог уехать, не предупредив меня. — Как раз на сегодня у них назначена встреча, и она собиралась сказать ему о ребенке.
— И тем не менее он уехал, — возразил граф, скривив тонкие губы в полуулыбке. Открыв ящик стола, он вытащил письмо и вручил его ей. Это была записка, которую она велела своей горничной передать Дугласу.
Жанне стало дурно. Протянув онемевшую руку, она взяла письмо и судорожно сжала в пальцах. Затем, глубоко вздохнув, решительно взглянула на отца.
— Видимо, тому были веские причины, — сказала она. — Но он вернется, я уверена.
Граф обошел вокруг стола, остановившись перед ней.
Высокий и широкоплечий, он выглядел весьма внушительно, а этим утром казался еще более грозным, чем обычно. Но Жанна не могла позволить запугать себя, когда ее будущее поставлено на карту.
— Когда он вернется, мы поженимся, отец. Имя дю Маршанов не пострадает.
Он влепил ей пощечину. Кольцо с печаткой больно царапнуло щеку. Вскрикнув, Жанна отступила на шаг, прижав одну руку к щеке, а другую к талии, словно защищая крохотное существо, находившееся внутри.