Великий Босс гнусно ухмыльнулся и дал номер.
В тот же вечер Лина и Максим сидели в открытом кафе на набережной напротив Академии художеств и жадно смотрели друг на друга.
Перед Линой стояла бутылка немецкого пива, и Максим бросал на эту бутылку брезгливые взгляды. У него наступил период трезвости, и он превратился в совершенно непьющего и всячески осуждающего алкогольные удовольствия ханжу.
Они болтали о всякой ерунде… А о чем еще могут болтать молодые мужчина и женщина, которые почувствовали, что влюблены друг в друга? О книгах, о деревьях, о космических полетах, о стихах и купании, о дурацкой моде, о жизни и смерти и, конечно же, о любви.
Максим оказался очень интересным собеседником, и Лина с удовольствием слушала его неожиданные высказывания. Было очевидно, что человек он незаурядный, обладает острым умом и оригинальным, подчас шокирующим чувством юмора.
Они сидели рядом со сфинксами до пяти часов утра. Потом Максим церемонно проводил Лину до ее дома на Петроградской, поцеловал ей ручку и ушел в рассвет.
На следующий день Лина заявила родителям, что никуда не поедет, и эмиграция их семейства произошла без ее участия. Родители с Аркадием уехали в Кливленд, а Максим перебрался к Лине, и вот уже целый год они жили вместе и не верили своему счастью.
А всего лишь несколько дней назад Максим сказал:
- Мне никогда не было так хорошо, как теперь. Но мне будет еще лучше, когда мы поженимся. А тебе?
Вместо ответа Лина бросилась ему на шею и задрыгала ногами.
***
Музыкальная программа клуба подходила к концу, однако за тем столиком, где расположились братки со своими ляльками, настоящий праздник только начинался.
Судя по довольно лоснившимся мордам, браткам хотелось конкретной веселухи. И когда Макс объявил, что оркестр прощается со слушателями, из угла послышались недовольные возгласы:
- Э, слышь, лабух! Ты это - не торопись!
Лина взглянула на Максима, который неторопливо складывал ноты, и увидела, что на его лице появилось недовольство, но он сделал вид, что никто ничего не говорил.
Однако Червонец оказался настойчив и, нетвердо держась на ногах, поднялся со стула. Он подошел к сцене и стал рыться в карманах, доставая из них и убирая обратно деньги, презервативы, телефон, какие-то бумажки и… черный, матово поблескивавший пистолет. Лине стало страшно, и она, чтобы скрыть это от самой себя, нервно закурила.
Дружки Червонца тоже подтянулись к сцене и, столпившись вокруг него, заинтересованно следили за его движениями. Две уже изрядно пьяные марухи, одна из которых была подругой виновнику торжества, а другая, похоже, была вещью общего пользования, также присоединились к этой небольшой толпе, громко выражая свое участие в процессе организации веселья возгласами "во, бля".
Наконец Червонец прекратил инспектировать собственные карманы и, выпрямившись, угрюмо посмотрел на Максима.
- Значит, так, - он глубоко засунул руки в брюки и качнулся с носков на пятки, - ты, это, давай, садись за свою мандулу и играй. И твои лабухи пусть тоже лабают. Тут люди конкретно отдыхают, а ты портишь им настроение.
- Музыкальная программа окончена, - негромко, но твердо ответил Максим, не глядя на бандита.
Лина не отрываясь следила за происходящим, ее сердце тревожно сжималось.
- Чо ты сказал? - Червонец угрожающе подался вперед. - Тебе сказано - играй, значит - играй. И не ту лабуду, которую вы тут весь вечер шпиляли, а нормальные конкретные песни для конкретных ребят. Понял? Для начала сыграй нам…
Что именно хотел услышать Червонец, Лина не узнала, потому что к браткам, собрав всю свою невеликую храбрость, подошла побледневшая администраторша Валентина.